Современное искусство многогранно. В нем может существовать абсолютный хаос, а может быть полный покой. Но, так или иначе, оно должно быть гармонично, как то, что является следствием воздействия высшего веления, обращенного к сознанию и воле человека, создающее особое пространство, в котором действуют свои законы.
Гармония живописи имеет своим окончательным итогом картину, которая и являет собой во всей законченности мир, представляемый нам художником, который, возможно, и есть сам художник в момент создания произведения. Здесь важно все: цвет, линия, отдельные персонажи и образы или же их отсутствие. Но, так или иначе — это мир, хотя бы на мгновение картины данный нам в его завершенности. Наша жизнь с ее тяжелым, всепоглощающим бытом, порой так далеко уводит нас от мира, называемого искусством, что мы забываем о нем, а подчас и о необходимости духовной работы, которая должна быть в нас. Этого мира нам так не хватает, и в который так необходимо заглянуть. Многогранность его и представлена нам на этой выставке, движение образов которой и рождает, в свою очередь, ответное движение чувства и мысли.
Живопись Андрея Корольчука — это мир романтического света, весь проникнутый страстностью и чувственностью, которая, присутствуя изначально, остается абсолютно чистой и незапятнанной, полностью девственной, которую мы уже разучились замечать. В свете его картин мир видится нам духовностью, как первичной данностью, а не только следствием присутствия и деятельности человека. Человеку этот мир уже дан, как дана новогодняя елка маленькой девочке на картине художника ("Третья новогодняя ночь"). Этот мир предстает нам подчас в традиционных темах и образах, но при этом в чистоте и новизне того теплого, завораживающе-искрящегося цвета, который, несомненно, можно назвать почерком Мастера.
Движение и жизнь этого мира продолжается из картины в картину, это постоянное возвращение, как на одноименной картине художника — возвращение в страну, подобную утраченному раю, куда ведет нас любовь и чистые романтические стремления, как романтические путешествия Корольчука ведут нас в горние выси духа. Это возможность почувствовать жизнь во всей ее полноте и всесвязанности ("Пряжа").
Там, в этом мире, мы еще будем, а может быть, это связано с воспоминаниями. Но, так или иначе, эта чистота цвета и света, эта полнота бытия нам очень дороги. Потому что этот мир, о котором мы редко вспоминаем, есть всегда, как в городе есть окно, наполненное светом. А может быть, это можно увидеть во сне. ("Романтический этюд"). Это не означает, конечно, что окружающего нас, привычного мира уже нет. Но у нас вместе с художником есть уже другой путь в нем ("Омут").
Мир Алексея Парыгина совсем иной. Это уже не мир света и тепла, но мир духа, черпающий образы из души автора, это некий отстраненный взгляд, ведущий к отрешенности и в тоже время к абсолютной точности образа, который подчас сродни чистому умозрению, что дает нам право говорить о художнике-философе. Эта отстраненность порождает на картине не предмет, как некую реальную вещь, а предмет сам по себе, который несет смысловую нагрузку, становится образом лишь в контексте идеи первоначальной. Отсюда кажущееся порой неожиданным и неоправданным соединение образов. Просто любая вещь может появиться в том месте, где ее рождает мысль художника. Это не стремление понять вещь как таковую, но стремление познать мир с ее помощью. Однако, это не просто графическое движение "около" вещи, но полное преобразование пространства в законченную композицию, преображенную в цвете и образах ("Молчание"). Этот мир и этот путь сам по себе доступен не каждому, но он открывается в каждом полотне Парыгина, которого нет, но который в тоже время присутствует на них в глубине своего ума и гения. Это не мир бытия духа, но мир философских исканий, где нам вряд ли суждено жить, но который, открываясь, не исчезает бесследно, но остается, оставляя свой свет в душе ("Равноденствие").
Особая цветовая гамма, часто статичный цвет подчеркивают сторонний взгляд, рождая в то же время ответное чувство, от которого, однако, вы вправе отказаться ("Воздух", "Воспоминание").
В петербургских пейзажах Алексея Парыгина — город — это не конкретный образ или символическая сущность — это реальность во всей своей странности и обыденности, во внутреннем движении и архитектурной статичности, в "душе Петербурга' и огнях вечернего Невского. Парыгин-график выделяется среди современных авторов. В его графических листах мы видим движение бытовых, реальных предметов, которые, уже не являясь бытом, дают ощущение осязаемости и значимости пространства ("Натюрморт с будильником"). Порой это фантасмагория, обилие неожиданных образов, за которыми — отточенная мысль художника ("Весь холод ночи").
Образный мир художников многообразен и не укладывается в слова. Да современное искусство и не требует адекватного понимания художественного полотна. Его интерпретация — это действие вашего свободного воображения, вашей души.
Елена Григорьянц, Санкт-Петербург, 1991.
