Перейти к содержанию

Стансы (Судьбой наложенные цепи — Боратынский)

Непроверенная
Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Стансы («Судьбой наложенные цепи…»)
автор Евгений Абрамович Боратынский (1800—1844)
См. Из собрания стихотворений 1835 г. Печатается по изд. 1884 г., где озаглавлено «Родина». В копии Н. Л. Баратынской (Пушк. Дом Акад. Наук, 26322) — «Мара». В другой копии Н. Л. (там же, 21733) — «Родные степи». Впервые — в журнале «Московский телеграф», 1828, № 2, с. 191—192 под принятым нами заглавием и с разночтениями в ст. 1, 17, 31, и с пропуском (очевидно цензурным) ст. 21—24. В изд. 1835 г. — без заглавия и с разночтением в ст. 23.

Стансы

Судьбой наложенные цепи
Упали с рук моих, и вновь
Я вижу вас, родные степи,[1]
Моя начальная любовь.

Степного неба свод желанный,
Степного воздуха струи,
На вас я в неге бездыханной
Остановил глаза мои.

Но мне увидеть было слаще
Лес на покате двух холмов
И скромный дом в садовой чаще —
Приют младенческих годов.

Промчалось ты, златое время!
С тех пор по свету я бродил
И наблюдал людское племя
И наблюдая восскорбил.

Ко благу пылкое стремленье[2]
От неба было мне дано;
Но обрело ли разделенье,
Но принесло ли плод оно?..

Я братьев знал; но сны младые
Соединили нас на миг:
Далече бедствуют иные,
И в мире нет уже других.

Я твой, родимая дуброва!
Но от насильственных судьбин
Молить хранительного крова
К тебе пришёл я не один.

Привёл под сень твою святую
Я соучастницу в мольбах:
Мою супругу молодую
С младенцем тихим на руках.

Пускай, пускай в глуши смиренной,
С ней, милой, быт мой утая,
Других урочищей вселенной
Не буду помнить бытия.

Пускай, о свете не тоскуя,
Предав забвению людей,
Кумиры сердца сберегу я
Одни, одни в любви моей.

Весна 1827


  1. «Мара» («Родина», «Родные степи») — имение Баратынских (Тамбовской губ., Кирсановского уезда), в котором родился и провёл своё детство поэт. В стихотворении имеется в виду приезд Баратынского в Мару, после долгого отсутствия, весной 1827 г., вместе с женой и новорожденной дочерью. «Судьбой наложенные цепи…» (в других редакциях — «обременительные», «самовластные») и след. — предшествовавшее женитьбе Баратынского освобождение от тяготившего его и связанного с положением рядового принудительного пребывания в Финляндии (см. биографию).
  2. «Ко благу пылкое стремленье…» и след. выражает настроение Баратынского в связи с поражением декабрьского восстания. Под «братьями» Баратынский разумеет «бедствующего» в крепостном заключении Кюхельбекера и казнённого Рылеева (об отношении к Кюхельбекеру см. «Послание Кюхельбекеру» в сб. 1827 г.). Указание на это имеем в приложенной к изд. 1884 г. (стр. 471) биографии Баратынского. Посвящённые декабристам стихи:

    Далече бедствуют иные,
    И в мире нет уже других…

    перефразируют эпиграф к «Бахчисарайскому фонтану»: «иных уж нет, другие странствуют далече».

    Подобное использование этого эпиграфа, очевидно, было подсказано Баратынскому статьей Н. Полевого «Взгляд на русскую литературу 1825—1826 годов. Письмо в Нью-Йорк к С. Д. П.» («Моск. Телеграф», 1827, № 1), в котором читаем: «Смотрю на круг друзей наших, прежде оживлённый, весёлый, и часто с грустью повторяю слова Сади или Пушкина, который нам пересказал слова Сади: «одних уж нет, другие странствуют далеко». Об этой статье Булгарин доносил в III отделение: «Сожаление о погибших друзьях, на стр. 9, было всем понятно и доставило большой ход журналу. В статье всё жалуются на два последние года, т. е. 1825—1826 — время отлучки Тургенева (Н. И.) и ссылки бунтовщиков. Всё так ясно изъяснено, что не требует пояснений» (М. Лемке, «Николаевские жандармы», П., 1909, стр. 258).