Статья из Courier de Londres
[править]Все письма, получаемые нами с берегов, говорят только о приготовлениях первого консула к высадке. Всякую неделю приезжают к нам из Голландии на нейтральных кораблях путешественники с известиями о непременном намерении Бонапарте произвести в действо великое предприятие. Сие путешественники заключают о замыслах консула по движениям, примеченным ими в голландских портах. Мы не сомневаемся, чтоб Бонапарте не содержал войск своих в беспрестанной деятельности, чтоб он не выписывал их из внутренней Франции на берега, не сажал бы их на суда и опять не снимал, делая роль репетиции высадки. Легко может статься, что он пожертвовал уже некоторой частью сей страшной армии, и что контр-адмирал Вергюель, батавский адъютант корсиканского героя, и человек, который, после мамелюка Рустана, пользуется наибольшим уважением своего повелителя, пустится в море и согласится утопить несколько тысяч голландцев, для того, чтоб избавить от хлопот консула, снабдив его достаточной причиной, отменив торжественно провозглашенную высадку, и сказать, что он необходимо должен был уступить обстоятельствам, хотя, в самом деле, один только страх в этом ему препятствует. Но все это тщетно: ужасная минута для Бонапарте когда-нибудь наступит; он должен будет тогда признаться, что высадка невозможна; в ожидании же сего времени нужно ему показывать, что он не оставляет намерения наказать сих тиранов морей, которые хотят остаться богатыми и счастливыми, между тем, как большая часть Европы разорена и порабощена. Если читатели вспомнят наши прежние мысли о том, что Бонапарте будет вести сию войну, то увидят, что до сих пор поведение его согласовалось с нашими догадками. Хотя Бонапарте и непременно хотел объявить войну Англии, но ему неприлично было начать ее в то время как английское правительство потребовало положительного ответа в рассуждении намерений, которых консул не умел скрыть. Общее мнение всей Франции, особливо же Бонапарте и советников его, было то, что Англия подписала мир единственно по причине невозможности продолжать войну. Бонапарте и его советники ошиблись в заключениях своих о характере нынешних английских министров. Умеренность, показанная ими в продолжении мирных переговоров и в требуемых объяснениях, единственно для избежания новых несогласий, была сочтена действием страха. Желая еще более испугать нас, консул начал грозить высадкой. Сначала без сомнения он был несколько времени уверен в возможности послать к нам армию, когда еще мы не приготовились к обороне; сверх того надеялся он на всеобщее возмущение ирландцев.
Удивленные скоростью, с какой Англия привела себя в оборонительное состояние, и худым успехом лазутчиков французского правительства в Ирландии, советники Бонапарте не могли, наконец, скрыть безрассудности намерения сделать к нам впадение, и уговорили его не производить этого в действо, но продолжать стращать нас оным, чтоб доходы Англии истощились, и народ бы утомился от беспрестанного стояния на карауле. Советники Бонапарте еще раз ошиблись. Консульские приготовления послужили только к удостоверению английской нации, что, пока будет существовать революционное правительство во Франции, оно не перестанет угрожать независимости Англии, и что легко можно предвидеть отчаянные предприятия такого правительства, которое не может иначе устоять, как возмущая спокойствие других народов. Единственным следствием угроз консула будет учреждение знатной военной силы в Англии и утверждение независимости ее.
Что касается до истощения казны, то мы спросим только, к каким насильственным способам правительство наше прибегало для образования армии, состоящей более, нежели из шестисот тысяч человек; для блокирования всех французских и голландских портов, для овладения теми их колониями, которые только захотело оно взять, и наконец для принуждения ст. домингской армии просить покровительства Англии, чтоб избежать мщения черного генерала Дессалина.
Консулу столько же невозможно иссушить источники благоденствия Англии, как завладеть ей. Вот еще другая химера, от которой ему отказаться должно!
Он ласкал себя, что принудит запереть на твердой земле вход в гавани английским купеческим кораблям. Но если бы он имел понятие о том, что происходит в Европе, то увидел бы, что влияние его на оную слабеет. В гордости своей мечтал он быть повелителем Европы после разделения Германии и почитал других государей проконсулами, которым оставлял внутреннее правление их областей, до тех пор, как вздумается ему объявить их своими вассалами. Сей сон долженствовал кончиться в ту самую минуту, как прусский король призвал в гавани свои английскую торговлю, которую нерасчетливая и жестокая политика отдалила от анзеатических или ганзейских городов. Он легко бы мог предвидеть, что, оставя сим городам их нейтралитет, стал бы он брать с них ежегодную дань; но снисхождение прусского короля никогда не прострется до того, чтоб он согласился покупать у него право пускать в гавани свои английские купеческие корабли. Наконец не побудил бы он прусского короля сделать теснейшую связь с другими державами, которые начинали тревожиться, видя французскую армию в курфиршестве Ганноверском.
Упоенный успехами своими Бонапарте вздумал, что Англия одна не может ему противиться; вздумал, что твердая земля не отважится делать с ней союзов. — Но ему надлежало бы вспомнить, что после Кампо-Формийского трактата, Англия одна противилась Франции; что на Нильском сражении — и при осаде Акрской крепости, англичане одни уничтожили его замыслы; что англичане одни принудили французов очистить Египет. Если англичане одни освободили турецкую провинцию, завоеванную непобедимыми французами, то легко можно было предвидеть, что они будут в состоянии защитить Англию от плоскодонных судов. Но гордость не умеет ничего предусматривать, и когда поселится она в такую тесную голову, то несправедливо требовать от нее рассудительности. Когда Бонапарте говорил, что он завоюет Англию, то действительно этому верил; но несколько уже месяцев он убежден в том, что флотилии его не могут даже выйти из пристаней — и вот для чего он медлит сажать войска свои на суда! Бездействие Австрии и молчание некоторых сильных держав, по занятии Ганновера, удостоверили его, что он на все может пуститься; что сии державы желают помогать намерениям его против Англии, и что они не пустят к себе английских купеческих кораблей: но контрибуции, наложенные на анзеатические города; утеснение, причиняемое немецкой торговле пребыванием французской армии в Ганновере и введением там возбранительной системы, положили, наконец, предел снисхождению некоторых северных дворов; и вместо того, чтобы помогать консулу в его предприятиях против Англии, они стараются уничтожать их. Бонапарте известен о сей перемене системы помянутых Держав, и не все войска, собирающиеся на берегах, назначаются действовать против Великобритании.
Таким образом, намерение овладеть Англией доставило сему государству две важные выгоды, а именно: знатную армию и сильных союзников, которые видят, что честолюбие Французской республики опаснее великобританского…
Так говорят издатели Courier de Londres. Много ли тут истины и нет ли пристрастия, мы оставляем судить читателям! Нам кажется только, что Бонапарте голова не так тесна, как заключают о ней г. лондонские журналисты.
Статья из Courier de Londres: [О намерениях Наполеона I овладеть Англией] // Вестн. Европы. — 1804. — Ч. 13, N 4. — С. 314-321.