LOLO
Стихотворения
Первопрестольная: далекая и близкая: Москва и москвичи в поэзии рус.
эмиграции
М., «Русскiи Мiръ», 2005. (Большая Московская Библиотека)
Содержание
Из книги «Пыль Москвы»
Пыль Москвы
В час заката
L’homme qui rit
Хам и Чайка
Памяти Ермоловой
Стихи о Ницце и… Москве
Вести оттуда
«День» и «Вечер»
ИЗ КНИГИ «ПЫЛЬ МОСКВЫ»
Пыль Москвы
…Истомили тяжкие этапы.
На морском сижу я берегу.
Пыль Москвы на ленте старой шляпы
Я, как символ, свято берегу.
Все здесь ярко: небо, солнце, море,
Снег чалмы над бронзовым челом…
Радость жизни блещет в каждом взоре —
Юг обласкан светом и теплом.
Что мне блеск и радость чуждой жизни? —
Наша жизнь — былой, тревожный сон.
Смех для нас звучит, как смех на тризне,
Звон речей, как погребальный звон.
Близок сердцу только плач сирены:
В нем я слышу стоны и мольбы
Жертв борьбы, предательства, измены
И слепой, безжалостной судьбы.
Дни текут… Текут и кровь и слезы…
Но вдали чуть теплится Москва! —
Верю я, что пронесутся грозы.
Верю я, что будет Русь жива!
В грозах вижу новые этапы
На родном, далеком берегу…
Пыль Москвы на ленте старой шляпы
Я, как символ, свято берегу…
В этой шляпе я войду с цветами
В золотую старую Москву —
И прильну к родной земле устами,
И склоню усталую главу.
Буду слушать долгими часами
Черных дней трагическую быль.
Буду плакать… Жгучими слезами
С полинявшей ленты смою пыль…
О. Принкино
Февраль 1920
В час заката
— Нет! Довольно слез, сомнений! —
Жизнь прекрасна!.. Посмотри,
Как, надев убор осенний,
Золотится Тюильри!
Осень томная милее,
Чем банальная весна…
Бродит пара по аллее:
Он румян, она бледна.
Он клянется ей богами,
Дерзок, пылок и остер…
И шуршит под их ногами
Желтолиственный ковер…
Он француз, она москвичка.
Он певец из Opera.
В ней — минувшего страничка,
Невозвратное «вчера».
Уголок Москвы забытой
Вспоминаю я с тоской:
Старый дом, для всех открытый
Барский дом на Поварской.
Как жила пестро и ярко,
Не боясь дурной молвы,
Как она любила жарко
Знаменитостей Москвы!
Ей светили все светила,
Даже Федор и Максим…
О себе она шутила:
«Мой пожар неугасим!»
Молодые трубадуры
Посвящали ей стихи…
И за блеск и ширь натуры
Ей прощались все грехи.
А теперь… В Париж, в изгнанье,
Что могла она принесть?
О былом воспоминанье
И караты (пять иль шесть?)
Драгоценную ривьеру
На Ривьере продала…
Схоронила счастье, веру —
Все, чем жизнь была мила…
Но, как встарь, ценя таланты,
Вся она во власти муз, —
И последние брильянты
У нее возьмет француз.
Он паяц, бульварный гений, —
Все равно… Люби, гори,
Как горит в красе осенней,
В час заката, Тюильри!
Париж
L’homme qui rit {*}
…Он любит и умеет хохотать!
Из статьи Горького о Ленине
Утешься голодный москвич! —
Над родиной солнышко блещет:
Смеется Владимир Ильич,
А Горький ему рукоплещет!
Владимир Ильич- коммунист,
Но сердцем ребенку подобен:
Лишь тот, кто младенчески чист,
Так звонко смеяться способен!
Он мухи, клопа не убьет,
Он блага вселенского хочет…
Весь день он смеется, поет
И ночью, спросонья, хохочет.
Жестокий мучительный пост
С несбыточной грезой о хлебе!
Москва превратилась в погост…
А Ленин смеется, как бэби…
Лев Троцкий приходит в экстаз
И пишет кровавый приказ:
«Стреляйте и вешайте полек!»
А Ленин хохочет до колик.
В Ч.К., чуть забрезжит рассвет, —
Расстрел… Отвратительный грохот! —
И громко несется в ответ
Его заразительный хохот.
Упитана кровью земля, —
И ворон над трупами вьется…
А Ленин в чертогах Кремля
Готовит декрет — и смеется!..
Устали мы верить и ждать,
Что рушится царство Паяца, —
Что он перестанет смеяться,
А Русь перестанет рыдать!..
1921
{* Человек, который смеется (фр.).}
Хам и Чайка
Московскому
Художественному театру
Где Москвы чудесная поэма,
Несказанной радости родник?
Крылья Чайки — нежная эмблема,
Дней былых пленительный дневник?
«Домом Чехова» тебя мы величали,
А теперь ты носишь кличку «МХАТ».
Чехов спит. Москва молчит в печали.
Друг молчит, а недруги кричат.
Хам пришел в святилище — и спьяна
Режиссера хлопнул по плечу:
— Почему не вижу пьес Демьяна?
Ни «Сестер» ни «Чаек» не хочу!
Луначарский, драматург бедовый,
Пьесы шьет на пролетарский лад.
Раз-два-три — и будет «Сад Вишневый»
Называться «Красный Ленинсад».
Улетит тоскующая Чайка,
Дядю Ваню бесы истребят.
Трех сестер замучит злая шайка
Удалых чубаровских ребят…
В злых тисках советского эдема
Ты забыл, что прежде был велик…
Где Москвы чудесная поэма,
Несказанной радости родник?..
Памяти Ермоловой
Ермолова! Вся наша жизнь прошла
Под ярким пламенем твоих очарований —
И юность, полная великих упований,
И хмурой осени безрадостная мгла…
Твой несравненный дар лелеяла Москва —
И голос твой звенел, могучий и призывный.
Москва! Ермолова! — заветные слова,
Теперь звучащие печалью неизбывной…
Ермолова! — одно из тех имен,
Которыми прославлена Россия!
Трагедия- была твоя стихия,
Трагедией закат был омрачен.
Ермолова чудесный символ, знамя,
Священное для сердца москвича,
Ермолова- последняя свеча,
Что теплилась в опустошенном храме…
Она истаяла… Нам больше не дано
Увидеть скорбную царицу русской сцены.
В чертоге Щепкина осиротели стены…
Там горестно и пусто, и темно.
Апрель 1928
Стихи
о Ницце и… Москве
Снова вся сияет Ницца!
Солнце, море, небеса…
Снова, снова чаровница
Щедро сыплет чудеса!
Ты — избранница у Бога:
Он, увидев бранный пир,
С лучезарного чертога
Перестал глядеть на мир…
От убийцы — человека
Отвернулся он, скорбя…
Лишь порой, поднявши веко,
Смотрит… только на тебя!
И твердит с ухмылкой ясной,
Полной ласки и любви:
«Будь чудесной, будь прекрасной,
Вечно юная — живи!»
На тебя гляжу я, Ницца, —
И сквозь снег моих седин,
Предо мной встает страница
В Лету канувших годин.
Вновь у моря я прилягу…
Пусть — душа моя больна —
Тихо мне «лепечет сагу»
Средиземная волна.
Пусть навеет мне дремоту,
И рассеет, хоть на миг,
Нашу вечную заботу, —
Гнет скитальческих вериг.
Злая быль нас истомила —
Сказку скажет мне волна
О былом, о том, что мило,
Чем душа была полна…
О Москве, родной, раздольной,
О Москве минувших лет,
Самоцветной, хлебосольной, —
О Москве, которой нет…
О поверженной святыне,
О проклятом колдовстве…
О Москве, слепой рабыне, —
О сегодняшней Москве…
Мысль, подобна пленной птице,
Бьется в старой голове…
Я хотел смеяться в Ницце,
А заплакал… о Москве…
Вести оттуда…
Снова оттуда идут
Страшные, жуткие вести…
Казни… Неправедный суд…
Мор… Вакханалия мести.
Встретила Пасху Москва
Без колокольного звона.
Полные скорби слова
Тихо струились с амвона.
Красный вели хоровод
Осатаневшие хамы…
Пусть!.. Истомленный народ
Шел в уцелевшие храмы.
Нынче в тринадцатый раз
С Пасхой боролся Иуда.
Кончится ль страшный рассказ?
Вспыхнет ли яркое чудо?
Скоро ль развеется мгла —
Ночи глухой покрывало?
Скоро ли колокола
Вновь запоют, как бывало?
Кто-то мне шепчет: смотри, —
Близок уж берег желанный…
Скоро дождемся зари,
Светом любви осиянной!..
<1931>
«День» и «Вечер»
Московскому землячеству
26-го января в зале Лютеция —
Татьянин вечер.
Московскому землячеству привет!
Успеха пожелать теперь ему не кстати ль?
«Татьянин день» был столько раз воспет —
Пускай о «Вечере» подумает читатель!
Московский Храм Наук справляет торжество
За рубежом!.. Пускай друзья французы
Не удивляются: «там» жалко тлеют Вузы, —
Там не осталось ничего…
Я кончил Киевский — Владимира Святого,
Но я душой москвич — и с юношеских лет
Я отдаю Москве и мысль свою и слово,
Люблю мою Москву, ее былой расцвет…
Экзамен выдержав и взяв диплом желанный,
С букетом всяких «прав» в беспутной голове,
Я укатил в Москву — и в тот же год в Москве
Впервые праздновал чудесный «День Татьяны».
Минувшее прошло, как невозвратный сон…
«Все изменилося под нашим Зодиаком».
Но помню буйный хмель и бодрой песни звон,
И молнии речей Феодора Плевако…
Смешав коньяк, вино и пиво, и портвейн,
Мы чтили этот день почти благоговейно…
И в «Сгрельне» падали ораторы в бассейн,
А слушатели их ловили из бассейна…
Любви и юности бродящее вино…
Московская зима… Лирические были…
Ах, это было так безжалостно давно,
Что мы — увы — о нем бессовестно забыли…
Воспоминания — о том, чего уж нет?..
Зачем тревожить прах? Остановись, мечтатель!
«Татьянин день» был столько раз воспет, —
Пускай о «Вечере» подумает читатель!..
<1931>
Примечания
Условные сокращения
Б — Берлин
НЖ — Новый журнал
НИ — Нью-Йорк
П — Париж
ПН — газ. Последние новости
РМ — ж. Русская мысль
LOLO
LOLO — наст. фам. и имя Мунштейн Леонид Григорьевич (1866/ 1867—1947)
— поэт, драматург; до революции жил преимущественно в Москве; в 1918 г.
эмигрировал, с 1920 г. жил во Франции, в Париже и Ницце.
ИЗ КНИГИ «ПЫЛЬ МОСКВЫ»
Печатается по изд.: LOLO. Пыль Москвы. П., 1931.
В час заката. — Тюильри — дворец с садом перед ним, одна из резиденций
французских королей. Даже Федор и Максим… — имеются в виду Ф. И. Шаляпин и
А. М. Горький.
Хам и Чайка. — Удалых чубаровских ребят; чубаровцы — выражение,
появившееся после судебного процесса середины 1920-х гг. о хулиганстве и
изнасиловании в Чубаровском переулке; подобное выражение — «чубаровская
публика» — встречается и у Дона Аминадо (см. его стих. «Чеховский генерал на
советской свадьбе»).
Памяти Ермоловой. — Ермолова Мария Николаевна (1853—1928) — выдающаяся
русская актриса; о Ермоловой LOLO не раз писал и в предреволюционные годы,
см.: LOLO. Жрецы и жрицы искусства. М., 1910. Т. 1. С. 22. В чертоге
Щепкина — имеется в виду Малый театр, на сцене которого выдающийся русский
актер Щепкин Михаил Семенович (1788—1863) играл с 1824 г.
«День» и «Вечер». — Татьянин день — праздник студентов в день именин
Татьяны — 25 января, в годовщину основания Московского университета. Лютеция
— зал в Париже, в котором русские эмигранты устраивали праздники и вечера.
Плевако Федор Никифорович (1843—1908/1909) — юрист, адвокат, судебный
оратор. «Стрельна» — известный московский ресторан.