Стихотворения (Раич)

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Стихотворения
автор Семен Егорович Раич
Опубл.: 1849. Источник: az.lib.ru • Вечер в Одессе
Прощальная песнь в кругу друзей
Перекати-поле
Друзьям
1828 года Августа 25
Вечер
Жалобы Сальватора Розы
Зависть
Жаворонок
[3 отрывка из поэмы «Арета»]

Семён Раич

Стихотворения

http://www.poesis.ru/poeti-poezia/raich/frm_vers.htm

Содержание

Вечер в Одессе

Прощальная песнь в кругу друзей

Перекати-поле

Друзьям

1828 года Августа 25

Вечер

Жалобы Сальватора Розы

Зависть

Жаворонок

[3 отрывка из поэмы «Арета»]

Вечер в Одессе

На море лёгкий лёг туман,

Повеяло прохладой с брега —

Очарованье южных стран,

И дышит сладострастно нега.

Подумаешь: там каждый раз,

Как Геспер в небе засияет,

Киприда из шелковых влас

Жемчужну пену выжимает,

И, улыбаяся, она

Любовью огненною пышет,

И вся окрестная страна

Божественною негой дышит.

1823, Одесса

Прощальная песнь в кругу друзей

Здесь, в кругу незримых граций,

Под наклонами акаций,

Здесь чарующим вином

Грусть разлуки мы запьём!

На земле щедротой неба

Три блаженства нам дано:

Песни — дар бесценный Феба,

Прелесть девы и вино…

Что в награде нам другой?..

Будем петь, пока поётся,

Будем пить, пока нам пьётся,

И любить — пока в нас бьётся

Сердце жизни молодой.

Други! Кубки налиты,

И шампанское, играя,

Гонит пену выше края…

Погребём в них суеты…

У весны на новосельи,

В несмущаемом весельи,

Сладко кубки осушать,

Сладко дружбою дышать.

Кто б кружок друзей согласный

Песнью цитры сладкогласной

В мир волшебный перенёс?

Кто бы звонкими струнами

Пробудил эфир над нами

И растрогал нас до слёз?

Песни — радость наших дней, —

Вам сей кубок, аониды!

В кубках, други, нам ясней

Видны будущего виды…

Мы не пьём, как предки пили.

Дар Ленея*) — дар святой;

Мы его не посрамили,

Мы не ходим в ряд с толпой.

Кубки праздные стоят,

Мысли носятся далёко…

Вы в грядущем видов ряд

С целью видите высокой.

Пробудитесь от мечты!

Кубки снова налиты,

И шампанское, играя,

Гонит пену выше края.

Так играет наша кровь,

Как зажжёт её любовь…

В дань любви сей кубок пенный!

В память милых приведём!

Кто, любовью упоенный,

Не был на небе седьмом?

Вакху в честь сей кубок, други!

С ним пленительны досуги —

Он забвенье в сердце льёт

И печали и забот.

Трём блаженствам мы отпили,

Про четвёртое забыли, —

Кубок в кубок стукнем враз,

Дружбе в дань, в заветный час.

У весны на новосельи,

В несмущаемом весельи

Сладко кубки осушать,

Сладко дружбою дышать.

Нe позднее 1825

  • Леней — здесь: Вакх. Ленеи — праздники у древних греков по случаю нового урожая.

Перекати-поле*)

  • В Херсонской и других степях Южной России есть трава statice maritima. Тамошние жители называют её «перекати-поле» — вероятно потому, что, оторванная в осень ветром от корня своего, она катится по полям, пока не встретит препятствия или не набежит на огонёк, раскладываемый кочующими чабанами. (Автор)

Ветр осенний набежал

На Херсонски степи

И с родной межи сорвал

Перекати-поле.

Мчится ветер по степям,

И на лёгких крыльях

Мчит чрез межи по полям

Перекати-поле.

Минул полдень, и уже

Солнце погасало;

Ветр оставил на меже

Перекати-поле.

И, объято тишиной

Наступившей ночи,

Думу думает с собой

Перекати-поле:

«Тяжело быть сиротой!

Горько жить в чужбине!

Ах, что станется с тобой,

Перекати-поле?»

Вот проснулся ветерок

После полуночи,

Глядь — и видит огонёк

Перекати-поле.

«Дунь и прямо к огоньку

Принеси сиротку!» —

Говорило ветерку

Перекати-поле.

«Сдунь меня с межи чужой!

Брат твой — ветер буйный —

Разлучил с родной межой

Перекати-поле!

Что же мыкать мне тоску

Вчуже, без приюту?

Мчи скорее к огоньку

Перекати-поле!»

Вспорхнул лёгкий ветерок,

Пролетел полстепи

И примчал пред огонёк

Перекати-поле…

И пригрел уж огонёк

Трепетну сиротку,

И слился в один поток

С перекати-полем.

В бесприютной стороне,

Без отрады сердцу,

Долго ль мыкаться и мне

Перекати-полем?

Нe позднее 1825

Друзьям

Не дивитеся друзья,

Что не раз

Между вас

На пиру весёлом я

Призадумывался.

Вы во всей ещё весне,

Я почти

На пути

К тёмной Орковой*) стране

С ношей старческою.

Вам чрез горы, через лес

И пышней

И милей

Светит солнышко с небес

В утро радостное.

Вам у жизни пировать,

Для меня

Свету дня

Скоро вовсе не сиять

Жизнью сладостною.

Не дивитесь же, друзья,

Что не раз

Между вас

На пиру весёлом я

Призадумывался.

Я чрез жизненну волну

В челноке

Налегке

Одинок плыву в страну

Неразгаданную.

Я к брегам бросаю взор —

Что мне в них,

Каждый миг

От меня, как на позор,

В мгле скрывающихся?

Что мне в них? Я молод был,

Но цветов

С тех брегов

Не срывал, венков не вил

В скучной молодости…

Я плыву и наплыву

Через мглу

На скалу

И сложу мою главу

Неоплаканную.

И кому над сиротой

Слёзы лить

И грустить?

Кто на прах холодный мой

Взглянет жалостливо?

Не дивитесь же, друзья,

Что не раз

Между вас

На пиру весёлом я

Призадумывался!

Нe позднее 1826

  • 1828 года Августа 25
  • Стихотворение написано по случаю окончания многолетнего труда — перевода «Освобождённого Иерусалима» Торквато Тассо; было напечатано в конце четвёртого томика издания 1828 г.

Ерусалим! Ерусалим!

Тобою очарован, —

Семь лет к твоим стенам святым

Я мыслью был прикован; —

Те годы для меня текли,

Лились, как воды Рая…

Их нет!.. Но память на земли

Осталась их живая;

Она отрадой будет мне

В глухой пустыне мира,

Пока в безвестной тишине

Моя подремлет лира.

Подремлет?.. Небо! Как узнать,

Что мне готовишь в мире?

Быть может, боле не бряцать

Моей несмелой лире;

Дни вдохновенья для меня,

Быть может, пролетели:

Нет в сердце прежнего огня,

Мечты охолодели

И впечатления уже

Не так, как прежде, живы:

Бескрылы в тесном рубеже

Поэзии порывы.

Но если снова для меня

Расширятся пределы, —

Я снова, лиру оструня,

Как бы помолоделый,

Взыграю, — и тогда опять

Мне красен мир подлунный:

Отчизны славу рокотать

Живые будут струны;

Я тени предков пробужу,

Полузабытых нами,

И обновлю и освечу

Их память меж сынами.

Вечер

Роскошно солнце заходило,

Пылал огнём лазурный свод…

Помедли, ясное светило!

Помедли!.. Но оно сокрыло

Лице своё в зерцале вод.

Люблю в час вечера весною

Смотреть на синеву небес,

Когда всё смолкнет над рекою,

Лишь слышен соловей порою,

И дышит ароматом лес.

Но грусть мне сердце вдруг стесняет,

Когда исчезнет свет от глаз:

Как будто дружба изменяет,

Как будто радость отлетает,

Как будто в мире всё на час!

Нe позднее 1829

Жалобы Сальватора Розы*)

  • Сальватор Роза — итальянский живописец и поэт, живший в ХVII веке.

Что за жизнь? Ни на миг я не знаю покою

И не ведаю, где приклонить мне главу.

Знать, забыла судьба, что я в мире живу

И что плотью, как все, облечён я земною.

Я родился на свет, чтоб терзаться, страдать,

И трудиться весь век, и награды не ждать

За труды и за скорбь от людей и от неба,

И по дням проводить… без насущного хлеба.

Я к небу воззову — оно

Меня не слышит, к зову глухо;

Взор к солнцу — солнце мне темно;

К земле — земля грозит засухой…

Я жить хочу с людьми в ладу,

Смотрю — они мне ковы ставят;

Трудясь, я честно жизнь веду —

Они меня чернят, бесславят.

Везде наперекор мне рок,

Везде меня встречает горе:

Спускаю ли я свой челнок

На море — и бушует море;

Спешу ли в Индию — и там,

В стране, металлами богатой,

Трудясь, блуждая по горам,

Я нахожу… свинец — не злато.

Являюсь ли я иногда,

Сжав сердце, к гордому вельможе,

И — об руку со мной беда:

Я за порог лишь — и в прихожей

Швейцар, молчание храня

И всех встречая по одежде,

Укажет пальцем на меня,

И — смерть зачавшейся надежде.

Вхожу к вельможе я тупой,

С холодностью души и чувства;

В кругу друзей-невежд со мной

Заговорит он про искусства —

Уйду: он судит обо мне

Не по уму, а по одежде,

С своим швейцаром наравне…

Ценить искусства — не невежде!..

Я и во сне и наяву

Воздушные чертоги строю.

Я, замечтавшися, творю

Великолепные чертоги.

Мечты пройдут, и я смотрю

Сквозь слёз на мой приют убогий.

Другим не счесть богатств своих,

К ним нужда заглянуть не смеет,

Весь век слепое счастье их

На лоне роскоши лелеет.

Другим богатств своих не счесть,

А мне — отверженцу судьбины —

Назначено брань с нуждой весть

И… в богадельне ждать кончины…

И я… я живописец!.. Да!

На всё смеющиеся краски

Я навожу, и никогда

От счастия не вижу ласки…

Будь живописец, будь поэт, —

Что пользы? В век наш развращенный

Счастлив лишь тот, в ком смысла нет,

В ком огнь не теплится священный.

Что за жизнь? Ни на миг я не знаю покою

И не ведаю, где приклонить мне главу.

Знать, забыла судьба, что я в мире живу

И что плотью, как все, облечён я земною.

Я родился на свет, чтоб терзаться, страдать,

И трудиться весь век, и награды не ждать

За труды и за скорбь от людей и от неба,

И по дням проводить… без насущного хлеба.

Нe позднее 1831

Зависть

«Что в лесу наедине,

Что, кукушка, ты кукуешь?

Ты, конечно, о весне

Удалившейся тоскуешь?»

«О весне тоскую? Нет!

Не люблю весны я вашей:

Только летом мил мне свет,

Лето знойное мне краше».

«Но весною всё цветёт,

Воздух сладок, небо чисто,

Нежно соловей поёт

Под черемухой душистой».

«Он поёт, но что поёт?

Негу страсти и беспечность,

Солнца красного восход

И блаженства скоротечность».

«Что же петь певцу весны

У весны на новоселье?

Он под кровом тишины

Счастлив и поёт веселье».

«Это больно для меня:

Он счастлив, а я тоскую;

Он поёт с рассветом дня,

Я с рассветом дня — кукую!»

Нe позднее 1838

Жаворонок

Светит солнце, воздух тонок,

Разыгралася весна,

Вьётся в небе жаворонок —

Грудь восторгами полна!

Житель мира — мира чуждый,

Затерявшийся вдали, —

Он забыл, ему нет нужды,

Что творится на земли.

Он как будто и не знает,

Что не век цвести весне,

И беспечно распевает

В поднебесной стороне…

Нет весны, не стало лета…

Что ж? Из грустной стороны

Он в другие страны света

Полетел искать весны.

И опять под твердью чистой,

На свободе, без забот,

Жаворонок голосистый

Песни радости поёт.

Не поэта ль дух высокий,

Разорвавший с миром связь,

В край небес спешит далёкий,

В жаворонке возродясь?

Жаворонок беззаботный,

Как поэт, всегда поёт

И с земли, как дух бесплотный,

К небу правит свой полёт.

Нe позднее 1838

[3 отрывка из поэмы «Арета»]

[1]

Я помню золотые годы,

Когда в объятиях природы,

Свободный от мирских сует,

Я издали смотрел на свет

И отвергал его зазывы.

Тогда Поэзии порывы

Теснилися в душе моей,

Я весь был в ней, я жил для ней.

Я помню золотые годы,

Когда с беспечностью свободы,

В разливе полном бытия,

Мечтой переносился я

В края Италии заветной, —

И дни мелькали незаметно;

Тогда я счастьем был богат, —

Его Виргилий и Торкват

Мне напевали, навевали…

Но эти годы миновали,

И что от них осталось мне? —

Воспоминания одне!

И вот теперь у них на тризне,

Ненужный гражданин отчизны,

С охолодевшею мечтой

Сижу безродным сиротой.

[2]

Бородино! Бородино!

На битве исполинов новой

Ты славою озарено,

Как древле поле Куликово.

Вопрос решая роковой —

Кому пред кем склониться выей,

Кому над кем взнестись главой, —

Там билась Азия с Россией.

И роковой вопрос решён:

Россия в битве устояла,

И заплескал восторгом Дон,

Над ним свобода засияла.

Здесь — на полях Бородина —

С Россией билася Европа,

И честь России спасена

В волнах кровавого потопа.

И здесь, как там, решён вопрос

Со всем величием ответа:

Россия стала как колосс

Между двумя частями света.

Ей роком отдан перевес,

И вознеслась она высоко;

За ней, пред нею лавров лес

Возрос, раскинулся широко.

[3]

Природа по себе мертва.

Вне сферы высшего влиянья

Безжизненны её созданья:

Она — зерцало божества,

Скрижаль для букв Его завета;

Ни самобытного в ней света,

Ни самобытной жизни нет.

Она заемлет жизнь и свет

У сфер, не зримых бренным оком.

Воображение — дитя,

Но если, крыла распустя,

В своём парении высоком

Оно проникнет в глубь небес

И там — в святилище чудес —

У самого истока жизни,

За гранью мертвенной отчизны,

Упившись жизнию, творит

По дивным образцам небесным,

Всегда высоким и прелестным,

И даст своим созданьям вид

Полуземной, полунебесный,

И душу свыше призовёт,

И эту душу перельёт

В свой образец полутелесный,

Полудуховный, — он пройдёт

Из века в век, из рода в род,

На мир печальный навевая

Таинственную радость рая.

Нe позднее 1849

Поэты 1820—1830-х годов. Том 2. Советский писатель. Ленинградское отделение, 1972.