дѣдушкой и бабушкой, онъ называлъ «амфимакромъ». Подобная ученость неминуемо должна была заканчиваться голодомъ. Салернская школа предписываетъ: «ѣшь мало и часто». Ursus ѣлъ мало и рѣдко, исполняя такимъ образомъ одну половину правила и опуская другую, но тутъ вина была не его, а вина публики, которая не всегда стекалась и не часто покупала.
Ursus говорилъ: выплюнуть сентенцію вещь утѣшительная. Волк — ублажается рычаньемъ, баранъ — шерстью, лѣсъ — пташкою, женщина — любовью, а философъ — поучительнымъ восклицаніемъ. Въ случаѣ надобности, Ursus мастерилъ комедіи и разыгрывалъ ихъ; это пособляло распродажѣ товара. Между прочими его произведеніями, была замѣчательна героическая поэма въ честь Гуго Мидльтона, который, въ 1608 году, привелъ рѣку въ Лондонъ. Рѣка эта спокойно текла себѣ въ графствѣ Гардфордъ, на разстояніи 60 миль отъ Лондона; шевалье Мидльтонъ пришелъ и взялъ ее; онъ привелъ бригаду въ 600 человѣкъ, вооруженныхъ лопатами и рычагами, принялся рыть и копать землю, здѣсь дѣлалъ насыпи въ двадцать футовъ, там ямы въ тридцать; соорудилъ деревянные водопроводы, разставилъ, гдѣ требовалось, восемьсотъ мостовъ, каменныхъ, кирпичныхъ, деревянныхъ, и въ одно прекрасное утро рѣка притекла въ Лондонъ, который терпѣлъ недостатокъ въ водѣ. Всѣ эти вульгарныя детали Ursus изобразилъ въ прекрасномъ пастушеском разговорѣ между Темзою и Серпентейномъ: Темза, изображая собою горожанина, предлагала новоприбывшей рѣкѣ свое ложе и говорила: «я слишкомъ старъ чтобъ нравиться женщинамъ, но я богатъ и могу имъ платить». Этимъ остроумнымъ оборотомъ Ursus желалъ дать понять, что Гугъ Мидльтонъ сдѣлалъ всѣ работы на свой счетъ.
Ursus былъ замѣчателенъ въ разговорахъ, съ самимъ собою. Нрава неукротимаго и болтливый, не желая никого видѣть и имѣя потребность съ кѣмъ-нибудь говорить, онъ разсуждалъ самъ съ собою. Кто жилъ въ одиночествѣ, тотъ знаетъ, что монологъ въ натурѣ человѣка. Слово просится наружу, языкъ чешется. Наполнять своимъ голосомъ пустое пространство — это искусственный нарывъ, который избавляетъ отъ вреднаго накопленія соковъ. Говоря громко съ самим собою, кажется, говоришь съ Богомъ, котораго въ себѣ заключаешь. У Сократа, какъ извѣстно, была эта привычка. Онъ разсыпался въ разговорахъ съ самимъ собою, Лютеръ тоже. Ursus слѣдовалъ по стопамъ этихъ великихъ людей. У него была эта двухстихійная способность, быть вмѣстѣ и ораторомъ и собственнымъ слушателемъ. Онъ самъ себя спрашивалъ и сам себѣ отвѣчалъ; онъ воздавалъ себѣ честь и поносилъ себя. Съ улицы слышно бывало, какъ он разглагольствовалъ въ своей походной хижинѣ. Прохожіе, которые по своему понимаютъ и цѣнятъ умныхъ людей, говорили: это идіотъ. Иногда, какъ мы замѣтили, Ursus поносилъ себя, но выдавались часы, когда он вскрикивалъ: «я изучилъ прозябаемое во всѣхъ его видахъ и сокровенностяхъ, въ стеблѣ, въ почкѣ, въ чашечкѣ, въ лепесткѣ, въ тычинкѣ, въ сѣменникѣ, въ пузырикѣ, въ оплодотвореніи, въ воспроизведеніи! Я изслѣдовалъ глубоко хромацію, осмозію и химозію, то-есть образованіе цвѣта, запаха и вкуса.» Безъ сомнѣнія, въ этомъ сертификатѣ, выдаваемомъ Ursus’омъ Ursus’y, было не безъ похвальбы, но тѣ, кто не изучалъ этихъ наукъ, пусть рѣшатся бросить въ него первый камень!
Къ счастію, Ursus никогда не забирался въ Нидерланды. Тамъ его навѣрное пожелали бы свѣсить, чтобы удостовѣриться, насколько онъ вѣсилъ легче или тяжеле нормальной тяжести, выйдя изъ которой человѣкъ считается колдуномъ. Этотъ вѣсъ былъ мудро установленъ въ Голландіи закономъ. Ничего не могло быть проще и остроумнѣе. Эта была повѣрка. Васъ клали на вѣсы и, если вы нарушали равновѣсіе, улика была на лицо: оказывались вы тяжеле — васъ вздергивали на висѣлицу, оказывались вы легче — васъ сжигали. Еще понынѣ можно видѣть въ Удвашерѣ вѣсы для вѣски колдуновъ. Но теперь эти вѣсы вывѣшиваютъ сыръ, — до того пала и выродилась религія! По всей вероятности, Ursus не раздѣлался бы дешево съ этими вѣсами. Въ своихъ странствіяхъ онъ не позволилъ себѣ Голландіи, и хорошо сдѣлалъ. Впрочемъ, мы полагаемъ, что Ursus не выходилъ за предѣлы Великобританіи.
Как бы там ни было, находясь въ великой бѣдности, и сведя въ лѣсу знакомство съ Homo, онъ получилъ пристрастіе къ бродячей жизни. Онъ взялъ волка этого себѣ въ товарищи и сотрудники и пошелъ колесить по дорогамъ, предоставивъ все великому промыслу — случаю. Природа наградила его большой изобрѣтательностью, сметкой и лукавствомъ и онъ владѣлъ искусствомъ лечить, дѣлать операціи, и отуманивать самыми удивительнѣйшими штуками; его считали за хорошаго скомороха и за хорошаго лекаря; его считали тоже, разумѣется, за колдуна; не очень страшнаго колдуна, потому что въ тѣ времена невыгодно было прослыть закадычнымъ пріятелемъ дьявола. Надо признаться, что из-за любви къ зельямъ и травамъ, Ursus часто подвергалъ себя немалой опасности, отправляясь сбирать зелья въ косматыя чащи, гдѣ ростетъ саладъ Люцифера и гдѣ рис-
дедушкой и бабушкой, он называл «амфимакром». Подобная учёность неминуемо должна была заканчиваться голодом. Салернская школа предписывает: «ешь мало и часто». Ursus ел мало и редко, исполняя таким образом одну половину правила и опуская другую, но тут вина была не его, а вина публики, которая не всегда стекалась и не часто покупала.
Ursus говорил: выплюнуть сентенцию вещь утешительная. Волк — ублажается рычаньем, баран — шерстью, лес — пташкою, женщина — любовью, а философ — поучительным восклицанием. В случае надобности, Ursus мастерил комедии и разыгрывал их; это пособляло распродаже товара. Между прочими его произведениями, была замечательна героическая поэма в честь Гуго Мидльтона, который в 1608 году привёл реку в Лондон. Река эта спокойно текла себе в графстве Гардфорд на расстоянии 60 миль от Лондона; шевалье Мидльтон пришёл и взял её; он привёл бригаду в 600 человек, вооружённых лопатами и рычагами, принялся рыть и копать землю, здесь делал насыпи в двадцать футов, там ямы в тридцать; соорудил деревянные водопроводы, расставил, где требовалось, восемьсот мостов каменных, кирпичных, деревянных, и в одно прекрасное утро река притекла в Лондон, который терпел недостаток в воде. Все эти вульгарные детали Ursus изобразил в прекрасном пастушеском разговоре между Темзою и Серпентейном: Темза, изображая собою горожанина, предлагала новоприбывшей реке своё ложе и говорила: «я слишком стар, чтоб нравиться женщинам, но я богат и могу им платить». Этим остроумным оборотом Ursus желал дать понять, что Гуг Мидльтон сделал все работы на свой счёт.
Ursus был замечателен в разговорах с самим собою. Нрава неукротимого и болтливый, не желая никого видеть и имея потребность с кем-нибудь говорить, он рассуждал сам с собою. Кто жил в одиночестве, тот знает, что монолог в натуре человека. Слово просится наружу, язык чешется. Наполнять своим голосом пустое пространство — это искусственный нарыв, который избавляет от вредного накопления соков. Говоря громко с самим собою кажется, говоришь с Богом, которого в себе заключаешь. У Сократа, как известно, была эта привычка. Он рассыпался в разговорах с самим собою, Лютер тоже. Ursus следовал по стопам этих великих людей. У него была эта двухстихийная способность — быть вместе и оратором и собственным слушателем. Он сам себя спрашивал и сам себе отвечал; он воздавал себе честь и поносил себя. С улицы слышно бывало, как он разглагольствовал в своей походной хижине. Прохожие, которые по-своему понимают и ценят умных людей, говорили: это идиот. Иногда, как мы заметили, Ursus поносил себя, но выдавались часы, когда он вскрикивал: «я изучил прозябаемое во всех его видах и сокровенностях — в стебле, в почке, в чашечке, в лепестке, в тычинке, в семеннике, в пузырике, в оплодотворении, в воспроизведении! Я исследовал глубоко хромацию, осмозию и химозию, то есть образование цвета, запаха и вкуса.». Без сомнения, в этом сертификате, выдаваемом Ursus’ом Ursus’у, было не без похвальбы, но те, кто не изучал этих наук, пусть решатся бросить в него первый камень!
К счастью, Ursus никогда не забирался в Нидерланды. Там его, наверное, пожелали бы свесить, чтобы удостовериться насколько он весил легче или тяжелее нормальной тяжести, выйдя из которой человек считается колдуном. Этот вес был мудро установлен в Голландии законом. Ничего не могло быть проще и остроумнее. Эта была поверка. Вас клали на весы и, если вы нарушали равновесие, улика была налицо: оказывались вы тяжелее — вас вздёрнули на виселицу, оказывались вы легче — вас сжигали. Ещё поныне можно видеть в Удвашере весы для вески колдунов. Но теперь эти весы вывешивают сыр, — до того пала и выродилась религия! По всей вероятности, Ursus не разделался бы дёшево с этими весами. В своих странствиях он не позволил себе Голландии, и хорошо сделал. Впрочем, мы полагаем, что Ursus не выходил за пределы Великобритании.
Как бы там ни было, находясь в великой бедности, и сведя в лесу знакомство с Homo, он получил пристрастие к бродячей жизни. Он взял волка этого себе в товарищи и сотрудники и пошёл колесить по дорогам, предоставив всё великому промыслу — случаю. Природа наградила его большой изобретательностью, сметкой и лукавством и он владел искусством лечить, делать операции и отуманивать самыми удивительнейшими штуками; его считали за хорошего скомороха и за хорошего лекаря; его считали тоже, разумеется, за колдуна; не очень страшного колдуна, потому что в те времена невыгодно было прослыть закадычным приятелем дьявола. Надо признаться, что из-за любви к зельям и травам, Ursus часто подвергал себя немалой опасности, отправляясь собирать зелья в косматые чащи, где растёт салат Люцифера и где рис-
