писалъ. Былн большiе фельетоны и маленькiе были. Да-съ…
Сегодня меня, впрочемъ, уже многiе поздравляли: швейцаръ Никита — этакiй славный народный черноземъ! Алексѣй Сергѣичъ поздравляли…
— …Всякое половое чувство должно быть радостнымъ и извѣчнымъ… — бормоталъ, начиная новую страницу, Розановъ.
— Я ужъ такъ и рѣшилъ, Василь Васильичъ: напишу тысячный фельетонъ о печати! Хе-хе! Изволили читать? Вы гдѣ, на дачѣ въ этомъ году живете? Впрочемъ, я думаю, что разговоръ со мной отвлекаетъ васъ? Ухожу, ухожу. Люблю, знаете, съ прiятелемъ въ бесѣдѣ старое вспомнить… До свиданья, Василiй Васильичъ…
Меньшиковъ протянулъ опять руку, подержалъ ее минуты три, потомъ потрогалъ прессъ-папье и, сказавъ одобрительно:
— Славное прессъ-папье! —
Старческими шагами побрелъ къ кабинету А. Столыпина.
— Здравствуйте, Александръ Аркадьичъ!
Меньшикову очень хотѣлось, чтобы Столыпинъ, хотя бы по случаю юбилея, пожалъ ему руку. Но старый, усталый мозгъ не зналъ — какъ это сдѣлать?
Постоявъ минутъ десять у стола Столыпина, Меньшиковъ пустился на хитрость:
— А вы знаете — черезъ три минуты будетъ дождь…
— Вѣчно ты, братъ, чепуху выдумываешь, — проворчалъ Столыпинъ.
— Ей Богу. Хотите пари держать?
Простодушный Столыпинъ попался на эту удочку.
— Да вѣдь проиграешь, старая крыса?
Однако, руку протянулъ. Меньшиковъ съ наслажде-
