геневымъ, бульварнаго беллетриста Шкляревскаго. И все-таки, даже эта снисходительность нимало не поколеблетъ вывода. Кто изъ этихъ избранниковъ имѣетъ дѣйствительно серьезную рыночную стоимость? Настоящую—одинъ только Тургеневъ, извѣстную цѣнность Мельниковъ-Печерскій и баронъ Корфъ, какъ авторъ въ свое время распространенныхъ учебниковъ.
Если обозначить рыночную неустарѣлость Тургенева 1, то Печерскому maximum можно дать ¼, столько же Корфу, а затѣмъ пойдутъ 1/10, 1/20 и т. д. такимъ писателямъ, какъ Жадовская, Омулевскій и др. Всего вмѣстѣ получится 2, много 3 единицы.
Таковы цифры даже при 25-лѣтнемъ срокѣ. А при 50-лѣтнемъ срокѣ, кромѣ Тургенева и въ небольшой дроби Печерскаго, не останется прямо никого.
Думается, эти цифры доказываютъ совершенно незыблемо что для огромнѣйшаго большинства писателей установленіе длительности авторскаго права въ 50 лѣтъ лишено всякаго практическаго значенія. Это—срокъ для немногихъ литературныхъ избранниковъ.
Переходя къ этимъ избранникамъ, мы естественно сталкиваемся съ трудно улаживаемою коллизіею интересовъ правопреемниковъ великихъ писателей съ интересами всего общества. Конечно, правопреемникамъ желательно было бы не то что 50 лѣтъ длительности авторскаго права, а цѣлой вѣчности.
Нѣтъ надобности сколько-нибудь подробно останавливаться на иллюстрированіи того, въ какой мѣрѣ вреднымъ для интересовъ культуры является 50-лѣтнее загражденіе доступа великихъ произведеній въ народныя массы. Всѣ помнитъ, что было въ 1887 году съ сочиненіями Пушкина, а петербуржцы въ частности помнятъ 30 января 1887 г., когда публика буквально приступомъ взяла магазинъ „Новаго Времени“ и въ нѣсколько часовъ купила 6000 экземпляровъ дешеваго изданія сочиненій Пушкина. Вслѣдъ за этимъ, было выпущено нѣсколько сотъ тысячъ экземпляровъ всевозможными издателями, и все это было поглощено съ невѣроятной быстротой. То же повторилось съ Лермонтовымъ и Гоголемъ, повторится, конечно, своевременно съ Тургеневымъ, Достоевскимъ, Некрасовымъ. Какъ общій законъ можно установить, что прекращеніе монополіи на сочиненія великихъ писателей повышаетъ ихъ распространеніе прямо безмѣрно. До 1887 Пушкинъ расходился maximum по 2000 экз. въ годъ, съ 1887 г. онъ сталъ расходиться десятками тысячъ, а въ первые годы даже сотнями тысячъ.
геневым, бульварного беллетриста Шкляревского. И всё-таки, даже эта снисходительность нимало не поколеблет вывода. Кто из этих избранников имеет действительно серьезную рыночную стоимость? Настоящую — один только Тургенев, известную ценность Мельников-Печерский и барон Корф, как автор в свое время распространенных учебников.
Если обозначить рыночную неустарелость Тургенева 1, то Печерскому maximum можно дать ¼, столько же Корфу, а затем пойдут 1/10, 1/20 и т. д. таким писателям, как Жадовская, Омулевский и др. Всего вместе получится 2, много 3 единицы.
Таковы цифры даже при 25-летнем сроке. А при 50-летнем сроке, кроме Тургенева и в небольшой дроби Печерского, не останется прямо никого.
Думается, эти цифры доказывают совершенно незыблемо что для огромнейшего большинства писателей установление длительности авторского права в 50 лет лишено всякого практического значения. Это — срок для немногих литературных избранников.
Переходя к этим избранникам, мы естественно сталкиваемся с трудно улаживаемою коллизиею интересов правопреемников великих писателей с интересами всего общества. Конечно, правопреемникам желательно было бы не то что 50 лет длительности авторского права, а целой вечности.
Нет надобности сколько-нибудь подробно останавливаться на иллюстрировании того, в какой мере вредным для интересов культуры является 50-летнее заграждение доступа великих произведений в народные массы. Все помнит, что было в 1887 году с сочинениями Пушкина, а петербуржцы в частности помнят 30 января 1887 г., когда публика буквально приступом взяла магазин «Нового Времени» и в несколько часов купила 6000 экземпляров дешевого издания сочинений Пушкина. Вслед за этим, было выпущено несколько сот тысяч экземпляров всевозможными издателями, и всё это было поглощено с невероятной быстротой. То же повторилось с Лермонтовым и Гоголем, повторится, конечно, своевременно с Тургеневым, Достоевским, Некрасовым. Как общий закон можно установить, что прекращение монополии на сочинения великих писателей повышает их распространение прямо безмерно. До 1887 Пушкин расходился maximum по 2000 экз. в год, с 1887 г. он стал расходиться десятками тысяч, а в первые годы даже сотнями тысяч.