нымъ дѣломъ и въ полномъ правѣ общества на произнесенныя тамъ рѣчи лежитъ одна изъ гарантій правосудія. Такимъ образомъ, ограничить свободу печатанія отчетовъ о судебныхъ, думскихъ, земскихъ и т. п. засѣданіяхъ постановленіемъ объ авторскомъ правѣ на рѣчи значило бы нанести ударъ принципу гласности этихъ засѣданій.
Весьма нерѣдко рѣчь, произнесенная въ Гос. Думѣ, судѣ или на какомъ-нибудь другомъ общественномъ собраніи, заслуживаетъ самаго широкаго распространенія въ народныхъ массахъ; между тѣмъ ораторъ, произнесшій ее, по какой-либо причинѣ можетъ этого не желать; депутатъ можетъ не желать распространенія своей рѣчи именно среди своихъ избирателей, и можетъ надѣяться, что въ формѣ газетныхъ отчетовъ до нихъ она не дойдетъ; напротивъ, политическіе противники этого оратора могутъ желать такого распространенія, напр., во время избирательной борьбы; прокуроръ или адвокатъ можетъ находить, что его рѣчь исполнила свою практическую задачу, а ея широкое распространеніе можетъ быть для него нежелательно; но его противники могутъ этого желать. По мнѣнію Коммисіи нѣтъ никакого основанія стѣснять въ этомъ отношеніи политическую борьбу, и слѣдовательно, нѣтъ надобности ограничивать распространеніе публичныхъ рѣчей исключительно журналами и газетами. Опубликованіе ихъ въ формѣ книгъ и брошюръ должно быть совершенно свободно.
Только сборники рѣчей одного оратора, судебнаго или политическаго, должны составлять предметъ авторскаго права. Такіе сборники (ихъ примѣры мы имѣемъ въ сборникахъ рѣчей Кони, Спасовича, Андреевскаго, Карабчевскаго, а также въ небольшомъ Сборникѣ рѣчей Аладьина), не служа злобѣ дня, должны быть предоставлены свободному усмотрѣнію самого оратора.
Все вышесказанное не относится, однако, къ научнымъ лекціямъ или къ литературнымъ произведеніямъ, прочитаннымъ публично. Представляя собою продуктъ труда, обыкновенно не вознаграждаемаго или недостаточно вознаграждаемаго инымъ способомъ (нерѣдко публичная лекція произносится или литературное произведеніе публично читается съ благотворительной цѣлью), такая лекція или такое литературное произведеніе, чтеніе котораго не составляетъ общественной обязанности лектора, по крайней мѣрѣ, въ томъ смыслѣ этого слова, въ какомъ мы сейчасъ говорили объ общественномъ служеніи, должно составлять пред-
ным делом и в полном праве общества на произнесенные там речи лежит одна из гарантий правосудия. Таким образом, ограничить свободу печатания отчетов о судебных, думских, земских и т. п. заседаниях постановлением об авторском праве на речи значило бы нанести удар принципу гласности этих заседаний.
Весьма нередко речь, произнесенная в Гос. думе, суде или на каком-нибудь другом общественном собрании, заслуживает самого широкого распространения в народных массах; между тем оратор, произнесший ее, по какой-либо причине может этого не желать; депутат может не желать распространения своей речи именно среди своих избирателей, и может надеяться, что в форме газетных отчетов до них она не дойдет; напротив, политические противники этого оратора могут желать такого распространения, напр., во время избирательной борьбы; прокурор или адвокат может находить, что его речь исполнила свою практическую задачу, а ее широкое распространение может быть для него нежелательно; но его противники могут этого желать. По мнению Комиссии нет никакого основания стеснять в этом отношении политическую борьбу, и следовательно, нет надобности ограничивать распространение публичных речей исключительно журналами и газетами. Опубликование их в форме книг и брошюр должно быть совершенно свободно.
Только сборники речей одного оратора, судебного или политического, должны составлять предмет авторского права. Такие сборники (их примеры мы имеем в сборниках речей Кони, Спасовича, Андреевского, Карабчевского, а также в небольшом Сборнике речей Аладьина), не служа злобе дня, должны быть предоставлены свободному усмотрению самого оратора.
Все вышесказанное не относится, однако, к научным лекциям или к литературным произведениям, прочитанным публично. Представляя собою продукт труда, обыкновенно не вознаграждаемого или недостаточно вознаграждаемого иным способом (нередко публичная лекция произносится или литературное произведение публично читается с благотворительной целью), такая лекция или такое литературное произведение, чтение которого не составляет общественной обязанности лектора, по крайней мере, в том смысле этого слова, в каком мы сейчас говорили об общественном служении, должно составлять пред-
