вожделѣніемъ и тоской вспоминаетъ о мирныхъ картинахъ Литвы, гдѣ все такъ убаюкиваетъ сердце и мысль. И вся поэзія Мицкевича вращается около Литвы. Здѣсь происходитъ дѣйствіе его балладъ, его „Дѣдовъ“, „Гражины“, „ Конрада Валленрода“ и „ Пана Тадеуша“. Одинъ только разъ измѣнилъ ей поэтъ, написавъ свои „ Крымскіе сонеты", но и здѣсь онъ—только странникъ изъ Литвы, по ней тоскующій, изъ нея изгнанный. Упорство къ любви— особый даръ, присущій Мицкевичу. Это не легкій, прихотливый и капризный талантъ настроенія; какъ старый литовскій рыцарь, закованный въ латы, онъ ступаетъ тяжко, на рукахъ его желѣзныя перчатки, ударъ его пробиваетъ грудь до самаго сердца. Онъ сильно любитъ и сильно ненавидитъ и, какъ старый рыцарь, онъ можетъ смириться передъ Богомъ, но въ душѣ гордъ и неукротимъ. Страннымъ образомъ Мицкевичъ воплотилъ въ себѣ тотъ духъ стараго суроваго рыцарства, который жилъ въ Польшѣ даже эпохи ея наибольшей изнѣженности. И когда народъ такъ нуждался въ вождѣ, этотъ духъ воскресъ въ Мицкевичѣ.
Мицкевичъ — дитя Литвы, дитя мелкопомѣстной польско-литовской шляхты, которая жила въ сторонѣ отъ большихъ проѣзжихъ дорогъ міровой политики. Это былъ уголокъ, въ которомъ еще все дышало Польшей. „ Этотъ край, счастливый, убогій и тѣсный, такъ онъ былъ нашъ, какъ міръ—Божій. Какъ тамъ все принадлежало намъ, Какъ мы помнимъ все, что окружало насъ: отъ липы, которая своей великолѣпной кроной давала тѣнь дѣтямъ со всей деревни, до каждаго ручья и камня... Какъ былъ знакомъ каждый уголочекъ земли, по самую границу, до сосѣдскихъ домовъ! А если иногда и появлялся русскій (москаль), въ памяти у насъ оставалось только то, что онъ былъ въ блестящемъ красивомъ мундирѣ: вѣдь змѣю мы знали тогда только по шкурѣ. И вѣрными друзьями, единственными до сихъ поръ надежными союзниками остались только граждане этого края! Да и кто тамъ жилъ? Мать, братья, родные, добрые сосѣди... Когда кто-нибудь изъ нихъ отходилъ въ вѣчность, съ какимъ чувствомъ говорили тамъ о немъ! Сколько воспоминаній, какъ долго жалѣли въ этой странѣ, гдѣ слуга крѣпче привязывается къ господину, чѣмъ въ другихъ краяхъ жена къ мужу, гдѣ воинъ дольше жалѣетъ о своемъ оружіи, нежели здѣсь сынъ объ отцѣ, о собакѣ плачутъ искреннѣе и дольше, чѣмъ здѣсь народъ о своемъ героѣ“. И эти слова написаны въ шумномъ Парижѣ; въ нихъ
