Страница:Адам Мицкевич.pdf/251

виду, конечно, первая половина драмы, важное указаніе на время, когда писалась четвертая часть, которая по своему настроенію такъ близка къ тогдашнимъ письмамъ поэта. Это было состояніе постояннаго нервнаго напряженія, какого -то безпредметнаго безпокойства. У меня все попрежнему“, сообщаетъ онъ Чечоту въ томъ же письмѣ: „я здоровъ, но часто страдаю отъ сплина; сегодня я не спалъ, не изъ каприза или добровольнаго самотерзанія, но отъ тоски ( nudy) и какого- то безпокойства, отъ которыхъ мнѣ уже давно жизнь опротивѣла, и противъ которыхъ я не могу найти никакого лѣкарства“. Нѣсколько позже, передъ Рождествомъ, Мицкевичъ оправдывается передъ друзьями, что давно не писалъ. Не о чемъ писать, да скоро онъ и самъ пріѣдетъ на каникулы, потому что ему нужно проѣхаться. Гимновъ дружбѣ поэтъ уже не слагаетъ; ковенское одиночество, отсутствіе писемъ отъ товарищей, въ которыхъ онъ такъ нуждался, разочаровали молодого мечтателя въ дружбѣ. Только арестъ и новое общеніе съ друзьями въ тюрьмѣ, которое имѣло такое громадное вліяніе на весь душевный складъ Мицкевича, возстановили его вѣру въ утраченный идеалъ братства, опять окрылили душу поэта высшими стремленіями. Теперь же онъ переживалъ эпоху самаго горькаго разочарованія въ смыслѣ жизни, въ женской вѣрности, вь братскомъ самоотверженіи. Это былъ періодъ „бритономаніи“, байронизма, который теперь, именно этой своей стороной, разочарованія, соотвѣтствовалъ душевному настроенію Мицкевича. Въ давно уже извѣстномъ письмѣ его къ Малевскому ( 22 ноября 1822 г.) онъ рисуетъ свое настроеніе въ слѣдующихъ строкахъ: „Не слишкомъ плачься надо мной. Легче привыкать, нежели отвыкать. Я тоже ко многому привыкъ. Ковно становится теперь для меня домомъ, Вильно поѣздкой въ гости, Новогрудокъ за границей. Прежде я былъ душою въ Вильнѣ. Теперь не испытываю никакого желанія ѣхать туда. Я привыкаю къ школѣ, потому что мало читаю, мало пишу, часто думаю и страдаю, a потому нуждаюсь въ ослиномъ утомленіи. Вечеромъ играю въ бостонъ на деньги, никакого общества не люблю, музыку слышу рѣдко, не питаю никакого интереса къ игрѣ въ карты не на деньги. Читаю только Байрона, всѣ книжки, написанныя въ другомъ духѣ, бросаю въ сторону, потому что лжи не люблю; гдѣ есть описаніе счастія семейной жизни, точно также возмущаетъ меня, какъ и видъ супружествъ, дѣтей... это величайшая моя