которой создалась „Гражина“, атмосфера, чуждая уже литовской поэмѣ, „Пану Тадеушу“. Заклятый юноша постепенно превращающійся въ камень, Порай! Онъ былъ влюбленъ въ Марылю, жилъ на берегахъ Свитязи! Послѣ открытія поэмы „Мѣшко“ можно ли сомнѣваться, какъ тѣсно сплелись эти отрывки первой части съ Новогрудкомъ и Марылей.
Слѣдующій — въ порядкѣ изданія, но не въ логическомъ развитій фееріи (widowisko) —отрывокъ переноситъ насъ въ атмосферу обряда „Дѣдовъ“. Совершитель обряда названъ здѣсь, какъи во II части, гусляромъ. Тамъ обрядъ долженъ былъ совершать, какъ предполагаютъ нѣкоторые и слѣдователи, священникъ, замѣненный гусляромъ изъ цензурныхъ соображеній, но вѣдь І часть Вовсе не подвергалась цензурѣ. Здѣсь гусляръ никого не замѣнилъ. Не указываетъ ли это на ошибочность предположенія, будто бы и во II части ему первоначально не было мѣста? Обѣ сцены стоятъ въ ближайшей связи между собой: отрывокъ I части рисуетъ отправленіе крестьянъ съ гусляромъ во главѣ на кладбище, во II части они уже на мѣстѣ и приступаютъ къ совершенію обряда. Въ I части гусляръ произносить короткія таинственныя рѣчи, на которыя хоръ отвѣчаетъ двустишіями; то же самое мы находимъ во II части. „Всюду мракъ, всюду ташь!“ (ciemno wszędzie, głucho wszędzie) — говоритъ гусляръ въ I части; эта фраза служить рефреномъ хора во II. Уже выше я высказь, валъ предположеніе, что этому отрывку мѣсто не въ I части, но во II, гдѣ въ связи съ дальнѣйшимъ онь далъ бы цѣльную картину обряда и объяснилъ бы нѣкоторыянеясности: такъ, дѣвушка въ траурѣ, которая не возбуждаєтъ никакого вниманія къ себѣ во II части до самаго появленія призрака, въ этомъ отрывкѣ получаетъ объясненіе: къ ней обращается хоръ юношей, отправляющихся на кладбище, съ просьбой не ломать ручекъ и не портить глазъ слезами; и къ старцу, который потомъ во II части уже вовсе не встрѣчается, хоръ юношей обращается сь такими же уговорами.
Жуткое, таинственное настроеніе прекрасно изображено и въ этомъ отрывкѣ: „Всюду мракъ, всюду тишь“, — начинаетъ гусляръ. „Съ чуткимъ слухомъ, съ зоркимъ окомъ поспѣшимъ въ обрядѣ тайномъ, съ тихимъ пѣньемъ, тихимъ шагомъ. Вѣдь поемъ мы не коляду, пѣсню жалобы и скорби; не въ усадьбу съ Новымъ Годомъ, но въ слезахъ идемъ къ могиламъ. Поспѣшимъ, прой-
