Какъ тихо. Слышу, какъ тянутся журавли, которыхъ не достигнулъ бы взоръ сокола, слышу, какъ мотылекъ колышется на травѣ, какъ змѣя дотрогивается до растеній скользкой грудью. Въ этой тиши такъ напрягаю ухо любопытное, что могъ бы услышать голосъ съ Литвы... ѣдемъ, никто не взываетъ!»
Отъ тишины степей къ тишинѣ моря. Три морскіе пейзажа даетъ Мицкевичъ въ «Крымскихъ сонетахъ»: штиль на морѣ, буря, попутный вѣтеръ. Байронизму Лермонтова: «а онъ мятежный ищетъ бури, какъ будто въ бурѣ есть покой» литовскій поэтъ былъ чуждъ. Онъ радовался не бурѣ, а быстрому движенію судна, которое поднимало въ немъ душу. А въ бурю онъ испытывалъ чувство одиночества и ненужности своей: о немъ некому вспомнить, и ему нечего терять. И та же тоска впивалась когтями въ его сердце, когда на морѣ была полная тишина, когда все, казалось, дремало. Восточнаго колорита въ этихъ сонетахъ нѣтъ, и къ Крыму они имѣютъ далекое отношеніе: развѣ только то, что были написаны подъ непосредственнымъ впечатлѣніемъ морского путешествія къ крымскимъ берегамъ. Два сонета сохранились въ альбомѣ Мошинскаго, но и на третій здѣсь есть прямое указаніе: около сонета «Буря» приписка: «см. сонетъ: «Тишь — на высотѣ Кики (нейса?)». Кикинейсъ здѣсь какъ будто не на мѣстѣ; мимо него Мицкевичъ не проѣзжалъ на кораблѣ; въ печатной редакціи приписка иная: «На высотѣ Тарканхута». Тарканхутъ - это мысъ на Крымскомъ полуостровѣ по дорогѣ изъ Одессы въ Евпаторію. Здѣсь полуостровъ выступаетъ рѣзкимъ угломъ въ море. Это одно изъ самыхъ бурныхъ мѣстъ на переѣздѣ изъ Одессы въ Крымъ. Странно, что именно оно попало въ сонетъ, воспѣвшій «Морскую тишь». Привожу эти сонеты въ собственномъ переводѣ. Морская тишь. «Едва колеблетъ уже вѣтеръ ленту вымпела; тихой грудью играетъ разъяснившаяся вода. Такъ молодая невѣста, грезя о счастьѣ, проснется, чтобы вздохнуть, и сейчасъ же заснетъ опять. Паруса, точно знамена, когда окончена война, дремлютъ на голыхъ мачтахъ; легкимъ движеньемъ колеблется корабль, точно прикованный цѣпью; матросы отдохнули, кружокъ Путешественникъ развеселился. О, море, среди твоихъ веселыхъ жителей (żyjątek, слово Трембецкаго) есть полипъ, который спить на днѣ, когда небо хмурится, а во время затишья вытягиваетъ свои длинныя лапы. О, мысль! въ твоей глу-
