для другихъ оно страдало отъ безумной боли, не пренебрегай имъ: когда то оно было посвящено тебѣ».
Одынецъ, кажется, не замѣтилъ, что своей болтовней онъ опять растревожилъ сердце поэта, и оно затосковало, и на одной изъ вершинъ Швейцаріи нѣжное обращеніе къ Марылѣ опять вырвалось изъ этого безмолвія тоски по ней. «Великій духъ въ простотѣ и правдѣ»: такъ резюмируетъ Одынецъ другое свое впечатлѣніе, сравнивая послѣ маріенбадскаго свиданія съ госпожей Бекю ея сына, знаменитаго Юлія Словацкаго, съ Мицкевичемъ. Послѣдній былъ прость и доступенъ, а первый хотѣлъ, «чтобы всѣ на него смотрѣли съ восхищеніемъ, и со страхомъ и почтеніемъ склонялись передъ нимъ». Словацкаго Одынецъ просто на просто не понималъ, но онъ былъ правъ, говоря о томъ, что мыслью объ истинно великомъ жилъ его геніальный другъ. И по дорогѣ въ Веймаръ Мицкевичъ много говорилъ объ этомъ. Въ маленькомъ чешскомъ городкѣ Эгерѣ (Хебѣ) когда то былъ убить Валленштейнъ. Сохранился и домъ, гдѣ было совершено убійство; въ немъ жилъ теперь бургомистръ, и такая пропасть была между теперешнимъ его характеромъ и грознымъ прошлымъ! Содержаніе длиннаго разговора, занявшаго друзей до самаго Франценсбада, Одынецъ излагаетъ на нѣсколькихъ страницахъ, которыя очень важны для пониманія духовнаго роста Мицкевича. Нечего и прибавлять, что «разговоръ былъ, въ сущности, монологомъ Мицкевича. Его младшій спутникъ внималъ: «слова Адама имѣютъ для меня иногда значеніе весенняго грома. Мысли послѣ нихъ высыпаютъ, какъ трава изъ земли послѣ дождя, хотя и вянуть безплодно, какъ трава».
Изъ этого разговора необходимо привести самый характерный отрывокъ, хотя онъ довольно значителенъ по размѣрамъ. Разговоръ былъ вызванъ осмотромъ орудія смерти Валленштейна. Слова Мицкевича переданы въ видѣ слѣдующихъ размышленій: «Если бы не «Валленштейнъ» Шиллера, который не выходить у насъ изъ ума, навѣрное, обозрѣніе этихъ вещей не произвело бы на насъ никакого впечатлѣнія. Вѣдь не сама исторія, а только поэзія придаетъ событіямъ имъ монументальный, безсмертный видъ, въ которомъ ихъ созерцаетъ потомство. Богъ вѣдаетъ, что тамъ, въ дѣйствительности, былъ подъ Троей, но вѣка слѣпо вѣрять тому, кто самъ, будучи слѣпымъ, даже не созерцалъ этого человѣческими очами. Если бы вмѣсто «Иліады»
