Страница:Адам Мицкевич.pdf/566

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница не была вычитана

одѣваюсь болѣе легко». Холодъ такъ «сдеморализовалъ», что муза заснула, и рукъ нельзя высунуть изъ-подъ плаща. Когда пишешь, приходится дуть на пальцы. «Цѣлые дни провожу за книжкой, а вечеромъ иду куда-нибудь чай пить, а иногда на балъ». Это было праздное, безпечное существованіе, которое не могло наполнить души содержаніемъ. Вмѣстѣ съ тѣмъ все чаще прорываются нотки сожалѣнія, что наступаетъ старость (въ 31 годъ!), посѣдѣли волосы. Такъ жить было скучно, и душа поэта искала пріюта. Было естественно, что сначала простая симпатія къ юной Евѣ Анквичъ начала превращаться въ болѣе серьезное чувство. Личность Евы не представляетъ ничего загадочнаго и неяснаго, какъ личность Марыли. Сынъ поэта съ обычнымъ своимъ пристрастіемъ изображаетъ ее въ довольно непривлекательныхъ чертахъ: это была хорошенькая барышня, очень начитанная, очень музыкальная, знакомая съ достопримѣчательностями Рима и съ новѣйшей французской и англійской поэзіей. Она казалась себѣ байронической героиней, заливалась слезами надъ сочиненіями англійскаго поэта, жалѣла, что онъ не нашелъ достойной себя утѣшительницы. При этомъ она не была лишена патріотическихъ чувствъ, выражала глубокое состраданіе литовскимъ жертвамъ; она не отличалась религіозностью, но горячо защищала католицизмъ. А вообще, — дѣлаешь выводъ изъ характеристики Владислава Мицкевича, это была не глубокая натура, больше представлявшаяся серьезной, чѣмъ бывшая такой въ дѣйствительности. Впослѣдствіи это была свѣтская львица, любившая суету и поклоненіе. Такъ, по поводу восклицанія Мицкевича, увидѣвшаго Генріетту на первомъ ея балу: «Я не узналъ бы васъ, такая вы нарядная и свѣтская», — сынъ поэта мрачно прибавляетъ: «давая ей понять, что онъ предпочитаетъ видѣть ее въ будничномъ платьѣ (откуда это?), Мицкевичъ не угадаль, какое мѣсто наряды и свѣтскость займуть впослѣдствіи въ жизни этой еще тихой и скромной барышни». Хмѣлевскій противопоставляетъ двухъ дѣвушекъ, въ обществѣ которыхъ поэтъ такъ часто вращался въ Римѣ: съ одной стороны, А. Хлюстина«салонная смѣлость, увѣренность въ себѣ, блестящее остроуміе», съ другой Генріетта — Ева Анквичъ—«и нѣкоторая простота, наивность, немножко сентиментальность». Мало - по - малу «прелесть кроткой сердечности и наивности начала дѣйствовать на поэта сильнѣе, нежели блескъ яркаго остроумія и проницательнаго