Страница:Адам Мицкевич.pdf/568

лаго дня странствованій по развалинамъ, которыя объясняла имъ Генріетта, пока онъ самъ, еле живой, спалъ летаргическимъ сномъ, Мицкевичъ долженъ былъ просидѣть, по меньшей мѣрѣ, два часа, и написавъ сначала свое имя наверху альбомнаго листка, подписалъ подъ нимъ: «Моему Чичероне »... Этотъ день на недѣлю предшествовалъ 24 - го марта, когда было написано самое письмо: слѣдовательно приходился на половину марта. Между тѣмъ, подъ заголовкомъ стихотворенія написано: «Римъ, 1830, апрѣля—». Затѣмъ идетъ стихотвореніе, которое написано другими чернилами, нежели посвященіе. Такимъ образомъ, возможно, что дата была приписана позже, въ апрѣлѣ, когда все уже было кончено. Разсказъ объ этомъ концѣ въ изложеніи Одынца такъ тѣсно связанъ съ возникновеніемъ посланія въ мартѣ, что приходится допустить или полный вымыселъ со стороны Одынца, или что стихотвореніе возникло дѣйствительно въ мартѣ. Вотъ это посвященіе: «Мой Чичероне! Вотъ какой- то странникъ начертиль на памятникѣ незнакомое, неясное имя въ знакъ того, что онъ былъ въ Римѣ. Я хочу знать что - нибудь объ этомъ странникѣ. Можетъ быть, скоро приметъ его въ свое убѣжище сердитая волна; можетъ быть, нѣмой песокъ утаитъ его жизнь и приключенія, и никогда мы ничего не узнаемъ о немъ. Я хочу отгадать, что онъ чувствовалъ и думалъ, когда въ твоей книгѣ, въ итальянской землѣ, опъ начертилъ вмѣсто цѣлой надписи это имя, этотъ единственный свой слѣдъ на дорогѣ жизни. Дрожащею ли рукой, послѣ Долгаго размышленія, онъ медленно вырѣзывалъ его, какъ надгробную надпись въ скалѣ? Или бросилъ его небрежно передъ отходомъ, какъ одинокую слезу во время прощанья? О, мой Чичероне! У тебя дѣтское личико, но старая мудрость свѣтится надъ твоимъ челомъ; ты была для меня ангеломъ - проводникомъ по римскимъ воротамъ, могиламъ и святынямъ. Ты умѣешь проникнуть взоромъ даже въ сердце камня, а когда ты бросишь взглядъ своихъ голубыхъ глазъ, по одному слову ты узнаешь прошлое. Ахъ, можетъ быть, ты знаешь и будущее пилигрима?» Въ апрѣлѣ 1830 г. Мицкевичъ и Одынецъ въ домѣ Анквичей справляли пасху; при этомъ старый графъ чокнулся съ поэтомъ за исполненіе всѣхъ его желаній. Какъ это было понять? Одынецъ разсказываетъ, что Мицкевичъ какъ будто избѣгалъ провести этотъ день въ Римѣ: въ концѣ марта онъ настаивалъ на томъ, что на Пасху долженъ ѣхать въ Неаполь, и сѣтовалъ