Страница:Адам Мицкевич.pdf/588

повидимому, и его письмо къ Лелевелю, въ которомъ онъ выражаетъ свое разочарованіе по поводу какъ правительства, такъ и оппозиціи Франціи. «Обѣ эти партіи, писалъ Мицкевичъ, я считаю шайкой безнравственныхъ эгоистовъ и нисколько не разсчитываю на нихъ». Такъ можетъ говорить только человѣкъ, разочаровавшійся въ своихъ предположеніяхъ. «Франція для меня Аѳины во время Демосѳена, она будетъ пищать, смѣнять ораторовъ и вождей, но не излѣчится, потому что ракъ гложетъ ея сердце. Знаешь ли ты сочиненія Ламена? Это единственный французъ, который искренно плакалъ надъ нами; его слезы были единственныя, которыя я видѣлъ въ Парижѣ». Теперь Мицкевичу не оставалось уже ничего другого, какъ ѣхать въ Польшу. 6 августа подъ нѣмецкой фамиліей онъ пріѣхалъ въ Дрезденъ, гдѣ уже собралось обширное польское общество. И здѣсь не было ни единства настроенія, ни настоящаго воодушевленія. Предлагались удивительные проекты, которые съ другой стороны встрѣчали лишь издѣвательство: повидимому заходила рѣчь даже о вооруженіи женщинъ. Насмѣшки возмущали Мицкевича, разсказываетъ княгиня Гедройцъ, встрѣтившаяся съ поэтомъ впервые въ Дрезденѣ. По его мнѣнію, онѣ исходили только изъ ложнаго стыда: какъ бы не стали смѣяться надъ поляками на берегахъ Сены. Между тѣмъ было не до смѣха: возстаніе уже падало, нѣсколько отрядовъ сдалось русскимъ войскамъ. Тѣмъ не менѣе Мицкевичъ считалъ себя обязаннымъ побывать въ Польшѣ, и въ половинѣ августа онъ пріѣхалъ въ Познань, въ имѣніе графа Горженскаго Смѣлевъ, лежавшій недалеко отъ русской границы. Въ Смѣлевѣ стояли прусскія войска, которыя охраняли границу; за всѣми прибывающими былъ установленъ надзоръ, и Мицкевича выдавали за учителя помѣщичьихъ дѣтей. Съ помощью крестьянина поэть перешелъ по ту сторону границы, но, по собственному признанію, онъ оставался въ Царствѣ Польскомъ очень недолго и скоро опять возвратился въ Смѣлевъ. По другимъ даннымъ Мицкевичъ даже и не перебирался на русскую территорію. Участникъ возстанія, Мальчевскій, разсказываетъ, что поэтъ хотѣлъ перейти на другую сторону рѣки Просны, «былъ даже на мосту, но друзья и поклонники отговорили его отъ этого намѣренія». Еще въ 1846 году онъ разсказывалъ о страшномъ отчаяніи, которое охватило его. «Въ Познани меня охватило желаніе покончить съ собой, только мысль, сколько хлопотъ я доставлю хозяину, удер-