но я понимаю, какъ она должна быть тяжела новичкамъ. Но вернуться, видѣть, что тамъ дѣлается! Впрочемъ, поступай, какъ тебя Богъ вдохновитъ! Я здоровъ, грустенъ, что мнѣ не удалось хоть на минуту быть съ вами, и постоянно завидую вамъ! » Въ другомъ письмѣ, къ брату Франциску, который принялъ дѣятельное участіе въ возстаніи, и теперь, перебравшись въ Познанское княжество, просилъ брата о помощи, Мицкевичъ сообщалъ, что, по его свѣдѣніямъ, Новогрудокъ страшно погорѣлъ. Безпокойство за брата тоже удручало его, но вскорѣ братъ пріѣхалъ.
Такъ, кочуя изъ одного имѣнія въ другое, присматриваясь къ начинавшейся эмиграціи, къ жизни польскаго помѣщичьяго класса въ этой части Польши, Мицкевичъ пробылъ въ Познани до половины марта 1832 года. Здѣсь онъ даже будто бы задумалъ своего « Пана Тадеуша». Отсюда онъ отправился вмѣстѣ съ массой другихъ поляковъ въ Дрезденъ. 7 апрѣля Одынецъ сообщаетъ одному изъ своихъ пріятелей, что Мицкевичъ «здоровь и работаетъ. Переводить Гяура». Въ Дрезденѣ, столицѣ саксонской династіи, съ которой у поляковъ было столько связано, жило много польской знати и интеллигенціи. Здѣсь возникли кружки для оказанія помощи эмигрантамъ, въ отдѣльныхъ польскихъ домахъ устраивались собранія, на которыхъ велись живыя бесѣды о недавнихъ событіяхъ. Гордились своими военными подвигами, вѣрили въ будущіе успѣхи, надѣялись на сочувствіе Европы. Во всякомъ случаѣ, здѣсь не было минорнаго тона, и настроеніе Мицкевича плохо отвѣчало этой приподнятости. Этого простить ему не могли, и многіе должны были испытывать тѣмъ болѣе сильное разочарованіе въ своемъ народномъ поэтѣ, чѣмъ больше вѣрили прежде въ его сочувствіе и готовность пожертвовать собой въ борьбѣ за свободу родины. И какъ ни близко мы знакомы съ настроеніемъ Мицкевича въ предшествовавшіе годы, все- таки печально, что онъ, дѣйствительно, не пошелъ вмѣстѣ со своимъ народомъ въ тяжелую для него эпоху, а праздно, стоялъ въ сторонѣ, предаваясь мрачнымъ предчувствіямъ и топя свое горе въ увлеченіи красивой кокеткой.
Не всегда деликатно ему давали понять, что теперь ему лучше не учить людей истинному патріотизму. Такъ, когда онъ заявилъ, что эмигранты лучше бы сдѣлали, если бы похоронили себя подъ развалинами Варшавы, нежели уходить за границу,
