ли тирана, и Мужа, который первый, изрекъ: долой Николая? Извѣстны міру ихъ имена?» Такъ отдѣльныя событія изъ исторіи возстанія изображены какими -то дѣйствіями Провидѣнія. Между тѣмъ въ этой книгѣ есть прекрасныя мысли. «Сѣйте любовь къ родинѣ и духъ самоотверженія, и будьте увѣрены, что возрастетъ Рѣчь Посполитая, великая и прекрасная». Къ сожалѣнію, однако, эти мысли тонутъ въ сумбурѣ преувеличеній, мистическихъ намековъ, безвкусныхъ нападокъ, безчисленныхъ повтореній. Нужно было испытывать особенное расположеніе къ такого рода мистикѣ, чтобы найти въ ней опору и утѣшеніе. Естественно, что часть эмигрантовъ была удовлетворена «Книгами», которыя такъ высоко ставили ихъ въ собственныхъ глазахъ, сулили имъ такое великое будущее, усыпляли въ мечтахъ. Другіе же именно вслѣдствіе этого возмутились противъ Мицкевича: въ ту пору, когда народъ такъ нуждался въ простомъ и мужественномъ словѣ утѣшенія, поэтъ рисовалъ передъ нимъ рядъ туманныхъ картинъ, затмилъ его сознаніе преувеличеннымъ восхищеніемъ прошлаго, повелъ его въ края фантазіи. Для чего онъ это дѣлалъ? На это отвѣчаетъ современный писатель, родственный своимъ настроеніемъ товянизму и національной мистикѣ, Артуръ Гурскій въ своей извѣстной книгѣ «Monsalwat» (Warszawa, 1908). «Не можетъ народъ жить безъ своей святыни; онъ гибнетъ, когда перестаетъ ее строить, когда забываетъ пути къ ней, когда она уже не отражается въ его глазахъ. И тамъ, гдѣ не почитается алтарь народа, нѣтъ уже для духовныхъ силъ достойнаго пріюта». А самъ Мицкевичъ, по его словамъ, «непрестанно углубляется въ основную идею народа, изслѣдуетъ расовыя предназначенія. Какъ водолазъ, этотъ человѣкъ погружается на цѣлые года въ глубину исторіи... и возвращается со звѣздами въ рукахъ».
У Мицкевича былъ предшественникъ и послѣдователь въ этомъ пониманіи историческаго процесса. Въ первоначальной редакціи «Книгъ пилигримства» была фраза, не попавшая въ печатный текстъ. Она гласитъ слѣдующее: «А особенно изъ наставленій поляка, который назывался Олешкевичъ и умеръ недавно, и изъ наставленій ксендза Станислава (т.-е. Холоневскаго), который живетъ донынѣ, и изъ наставленій людей поляковъ и изъ книгъ ксендза, который называется Ламенэ»... О томъ, что сочиненіями Ламенэ Мицкевичъ увлекался уже въ Римѣ, что съ авторомъ ихъ
