ствительномъ образѣ охватила безуміемъ наши сердца; я оставляю тебѣ обязанность: ты долженъ заботиться о своей жизни. Обѣщаешь ли мнѣ это?“ Фирлей- не Вертеръ и съ гордостью отвѣчаетъ: „О, да, подлое и безбожное преступленіе не окончитъ жизни, которая была посвящена тебѣ“. И, дѣйствительно, онъ еще долго носилъ цвѣты на могилу Галины. Такова была литература, которая окружала юношескіе годы Мицкевича. Онъ долженъ былъ зачитываться ею взасосъ, но вмѣстѣ съ тѣмъ крѣпко засѣло у него въ памяти убѣжденіе людей начала XIX вѣка, что романъ есть нѣчто низшее и что литература должна преслѣдовать нравственныя цѣли. Не даромъ и его „Дѣды“ должны были служить лишь „предостереженіемъ“ для живыхъ, какъ остроумно отмѣтилъ К. Войцеховскій (Werter w Polsce, 35). И на Словацкомъ это чтеніе оставило свой слѣдъ. Въ романахъ гр. Мостовской уже есть какой - то новый романическій оттѣнокъ, а въ повѣсти ея „Матильда и Данило“ трагическая героиня не безъ основанія напомнила одному изъ польскихъ историковъ литературы М. Шыйковскому „Балладину“ Словацкаго. Какъ народническое направленіе послѣднихъ могиканъ ложноклассицизма подготовило народное направленіе Бродзинскаго и Мицкевича, такъ для власти сердца въ поэзіи пробивали дорогу всѣ эти скучные для насъ, такіе далекіе отъ правды чувствительные романы. Это были,, плоды слишкомъ сильнаго воображенія“, какъ правильно замѣтилъ старикъ Красицкій; они вытекали „не столько изъ растроганнаго сердца, сколько изъ разгоряченной головы ". Это была правда. Живое, настоящее чувство еще не завоевало себѣ правъ въ литературѣ. Культъ разума, вліяніе энциклопедистовъ господствовали и теперь.
Тоть же Красицкій издѣвается надъ моднымъ въ ту поруобразованіемъ и пишетъ въ одной изъ своихъ сатиръ слѣдующія строки: „Цитируются авторитеты въ предпринятой реформѣ: Вольтеръ не велѣлъ слушать въ воскресенье божественную литургію, Гельвецій заявилъ свое одобреніе разводамъ, Руссо былъ врагомъ освященной воды, Локкъ призналъ въ десятинномъ налогѣ простую выдумку, Ньютонъ ненавидѣлъ сорокадневные посты, Дидро полагалъ, что не слѣдуетъ бывать на проповѣди; Аламберъ писалъ книгу противъ миропомазанія“. Такимъ образомъ, клиръ энергично защищался противъ религіознаго вольномыслія, приходящаго съ Запада. Что въ этомъ
