3- ей части «Дѣдовъ»: видимо, онъ сильно поражалъ воображеніе Мицкевича. На другой сторонѣ улицы стоялъ другой человѣкъ, который здѣсь не былъ недавнимъ пришельцемъ: онъ многихъ зналъ и, подавая милостыню, разспрашивалъ бѣдныхъ. Наконецъ они замѣтили другъ друга. Первый подошелъ человѣкъ съ правой стороны (Олешкевичъ, сыгравшій такую видную роль въ жизни Мицкевича): «Братъ, я вижу, сказалъ онъ, что ты остался одинъ, что ты печаленъ и можетъ быть чужеземецъ. Скажи во имя Божье, что тебѣ нужно». На этомъ заканчивался отрывокъ въ рукописи. Но въ Дрезденѣ, уже въ иномъ настроеніи, Мицкевичъ добавилъ слѣдующія строки: «Я христіанинъ и полякъ, привѣтствую тебя знакомъ креста и погони ( литовскаго герба). Пилигримъ, слишкомъ поглощенный своими мыслями, опомнился (otrząsnął głowa) и побѣжалъ съ набережной, но на слѣдующій день, постепенно разъясняя пучину своихъ мыслей и освѣжая память, онъ не разъ пожалѣлъ объ этомъ навязчивомъ незнакомцѣ. Если онъ его встрѣтитъ, онъ узнаетъ его и удержить; хотя онъ не помнитъ чертъ его лица, но что-то было въ его голосѣ и словахъ знакомое ушамъ и душѣ пилигрима. Можетъ быть, онъ снился пилигриму». Эта прибавка — созданіе позднѣйшаго развитія поэта; мотивъ, чрезвычайно сходный съ послѣдней встрѣчей Конрада въ залахъ Новосильцова съ кс. Петромъ.
Слѣдующій отрывокъ пріобрѣлъ особенно широкую извѣстность и послужилъ поводомъ для сопоставленій взглядовъ Пушкина и Мицкевича на русское самодержавіе. Къ этой темѣ, уже слегка затронутой въ одной изъ предшествующихъ главъ, я не буду возвращаться. Два поэта, еще недавно узнавшіе другъ друга, но уже успѣвшіе сблизиться, это — «пилигримъ, пришелецъ съ Запада», и «поэтъ русскаго народа, прославленный своими пѣснями на всемъ Сѣверѣ». Пилигримъ что то думалъ, стоя передъ памятникомъ Петра, а русскій поэтъ тихимъ голосомъ говорилъ ему отираніи и насиліи и сравнивалъ этого мѣднаго всадника съ конной статуей «любимца народовъ», Марка Аврелія, поставленной въ старомъ Римѣ. Пушкинъ никогда не видѣлъ этого памятника, Мицкевичъ могъ изучить его въ Римѣ, и тамъ же, въ Римѣ, вѣроятно, возникло это стихотвореніе, котораго нѣтъ въ первоначальной рукописи. Почему именно въ уста Пушкина вложено сравненіе двухъ памятниковъ? Вѣроятно, жалость къ рус-
