(Александръ) будетъ драться съ императоромъ (Наполеономъ), короли съ королями, какъ это всегда бываетъ среди государей. А намъ-то что же, сидѣть смирно? Когда большой будетъ душить большого, мы примемся за меньшихъ; каждый своего, сверху и снизу, большіе большихъ, малые малыхъ. Какъ начнемъ рубить, такъ всѣ подлецы (cale szelmostwo) провалятся, и такъ зацвѣтетъ счастье и Рѣчь Посполитая». Это для Гервазія достаточный предлогъ для затѣи междоусобной распри среди шляхты.
Изъ той же шляхты вышелъ и единственный носитель драматическаго элемента въ «Панѣ Тадеушѣ», Яцекъ (Яковъ) Соплица, выступающій въ поэмѣ до самаго конца не узнаннымъ подъ именемъ бернардина ксендза Робака и въ монашескомъ капюшонѣ, который скрываетъ его лицо. Въ исторіи этого лица, какъ передаетъ ее поэтъ, есть нѣкоторыя давно уже отмѣченныя автобіографическія черты. Эти черты относятся не только къ недавней исторіи неудачной любви поэта къ Евѣ Анквичъ, но и къ давнему прошлому, къ такой же неудачѣ въ любви къ Марылѣ. И тамъ, и здѣсь бѣдный и незнатный шляхтичъ оказался неравней дочери спесивыхъ магнатовъ. По собственному горькому опыту Мицкевичъ зналъ, какой типическій характеръ имѣютъ пережитые имъ конфликты, и онъ поступилъ художественно правильно, включивъ одинъ изъ нихъ въ свою поэму. Въ разсказъ Яцека поэтъ вложилъ такъ много чувства, что прерывистая рѣчь умирающаго, исповѣдующагося передъ самымъ заклятымъ своимъ врагомъ Гервазіемъ, и теперь производитъ жуткое и горькое впечатлѣніе. «Ты знаешь, милый Гервазій, какъ часто стольникъ приглашалъ меня на пиры, пилъ за мое здоровье, не разъ кричалъ, высоко поднявъ стаканъ, что его лучшій другъ Яцекъ Соплица. Какъ онъ меня обнималъ! Всѣ, кто это видѣлъ, думали, что онъ со мной душой своей подѣлится... Онъ другъ? Онъ зналъ, что въ это время дѣлалось въ моей душѣ. Между тѣмъ вокругъ уже шептались сосѣди. То одинъ, то другой говаривалъ мнѣ: «эхъ, панъ Соплица! Напрасно ты ухаживаешь: слишкомъ высокъ сановницкій порогъ для ногъ подчашича Яцка». А я смѣялся, притворяясь, что ни магнаты, ни ихъ дочки ничего для меня не значатъ, и что я не обращаю вниманія на аристократовъ, а если бываю у нихъ, то дѣлаю это по дружбѣ, въ жены же себѣ я возьму только ровню... А все - таки эти шутки
