сѣрая полынь, и лебеда, и улитки etc. etc. Вдохновеніе меня покинуло, и я бросилъ писать». Къ осени же относится и стихотвореніе, въ которомъ говорится о постепенномъ развитіи дара любви въ человѣкѣ, дающей ему «силу создателя міра». А тоску по родинѣ, которая не оставляла его и теперь, онъ излилъ въ чудесномъ стихотвореніи, которое въ переводѣ гласитъ такъ: «Когда среди васъ сидитъ мой трупъ, смотритъ вамъ въ глаза и громко задаетъ вамъ вопросы, какъ далека отъ васъ моя душа! Она блуждаетъ и жалуется, да, жалуется. Есть у меня край, родина моихъ мыслей, много родни у моего сердца: край прекраснѣе, чѣмъ этотъ, что стоитъ передъ моими глазами, мое семейство милѣе, что вся родня (rodzina milsza, niz całe pokrewieństwo: мѣсто не совсѣмъ понятное, если rodzina не взято въ смыслѣ родной семьи, отцовскаго дома). Туда я бѣгу среди трудовъ и заботъ, и среди развлеченій. Тамъ я сижу подъ елками, тамъ лежу среди высокой и душистой травы, тамъ гоняюсь за воробьями, ищу раковины. Тамъ вижу, какъ съ крыльца она сходитъ бѣлая, какъ летитъ къ намъ въ лѣсъ среди зеленыхъ луговъ, какъ она купается среди хлѣбовъ, въ токѣ водъ и намъ свѣтитъ съ горъ, какъ заря»... О чемъ говоритъ Мицкевичъ въ этой послѣдней строфѣ? О родинѣ, о надеждѣ? О чемъ-то такомъ интимномъ, чего не хотѣлось называть даже словомъ. Такъ грезилъ поэтъ во время своихъ уроковъ, когда онъ спрашивалъ учениковъ. Вспоминались ли ему ковенскіе годы, учительство и отчаяніе по поводу тупости «жмудскихъ лбовъ»? Не даромъ именно въ эту пору его такъ живо охватывали воспоминанія о Литвѣ.
Впрочемъ, уже эта тоска по Литвѣ означала, что, въ сущности, Мицкевичу не худо. Онъ не умѣлъ быть ни спокойнымъ, ни счастливымъ, и если теперь онъ переживалъ только чувство мечтательной тоски по родинѣ, значитъ, болѣе реальнаго повода къ грусти у него не было. Порою бывало, конечно, и скучно, и одиноко, и томила мысль о своей ненужности въ этомъ тихомъ уголкѣ Европы, но живая, серьезная работа, сравнительное спокойствіе въ семьѣ (только весною 1840 года смерть дѣда опять вывела изъ душевнаго равновѣсія Целину, которая снова была беременна), относительная обезпеченность, отъ которой поэтъ уже отвыкъ; все это должно было сдѣлать пребываніе Мицкевича въ Швейцаріи, въ концѣ - концовъ, пріятнымъ. Но судьба точно смѣялась надъ нимъ: не успѣлъ еще онъ устроиться въ одномъ
