только тѣмъ, чѣмъ она могла быть: офиціальнымъ подтвержденіемъ отреченія поэта отъ заблужденій товянизма. Папа вовсе не былъ обращенъ въ новую вѣру, и его свиданію съ Мицкевичемъ предшествовало разрѣшеніе этого послѣдняго отъ грѣховъ католическимъ патеромъ. Во всякомъ случаѣ, мучительные безплодные годы внутреннихъ терзаній подъ деспотической властью сектантскаго пророка прошли. Казалось, теперь Мицкевича ждетъ новая дѣятельность.
Въ отсутствіи его въ Парижѣ разыгралась революція, король Туи Филиппъ отрекся отъ престола, была провозглашена республика, которой, конечно, никто изъ болѣе вдумчивыхъ людей не могъ предсказать долговѣчности. Эмиграція опять ждала отъ этого переворота измѣненія судебъ Польши. И одинъ изъ вождей возстанія 30 го года, генералъ Дверницкій, просилъ французское правительство образовать Польскій легіонъ, на что было дано согласіе. Противъ намѣренія Дверницкаго выступила другая часть эмиграціи въ лицѣ демократическаго общества, которое признавало идею легіоновъ несвоевременной и несерьезной. Въ сущности, никто не зналъ, что нужно дѣлать. Но фразъ было много, и на нихъ не скупились и французскіе либеральные органы. «Самодержавіе народа», о которомъ говорили они, было связано съ защитой угнетенныхъ въ Италіи, Польшѣ и Швейцаріи. Студенчество требовало возвращенія отставленныхъ профессоровъ: Мишле, Кине и Мицкевича. Но этого послѣдняго не было въ Парижѣ, и когда въ началѣ марта Мишле и Кине возобновили свои лекціи, о третьемъ уволенномъ профессорѣ правительство не подымало и рѣчи. Мишле въ краснорѣчивой рѣчи доказывалъ, что изъ трехъ креселъ, стоявшихъ на каѳедрѣ, должно быть занято и третье, принадлежащее Мицкевичу. «Это кресло, кресло Польши! Но что такое Польша? Она представитель всеобщихъ страданій. Въ ней я вижу страдающій народъ. Это Ирландія и голодъ. Это нѣмцы и цензура, тиранія мысли, гнетущая самый мыслящій народъ! Это Италія, которая находится теперь между жизнью и смертью, какъ душа на страшномъ судѣ Микель Анджело. Смерть и варварство тянуть ее внизъ, но Франція подыметъее наверхъ. Да, господа, я вижу подъ этимъ крестомъ всѣ знамена Европы, вижу десять народовъ, которые въ саванѣ выходятъ изъ своихъ могилъ...» Едва ли Мишле оказалъ хорошую услугу Миц-
