добродѣтельнаго человѣка, руководящагося въ своихъ поступкахъ благоразумieмъ, справедливостью, великодушіемъ и самообладаніемъ, и въ заключеніе даетъ очеркъ различныхъ системъ нравственной философіи.
Мы скажемъ еще нѣсколько словъ объ отношеніи Смита къ утилитаристамъ. Онъ не считалъ возможнымъ вывести всю нравственность изъ принципа пользы. Въ системахъ, «выводящихъ принципъ одобрения изъ нашего личнаго интереса», онъ находитъ «много смутнаго и неопредѣленнаго». Польза сопровождаетъ всякую добродѣтель, а не порождаетъ ее, и этотъ элементъ полезности придаетъ особенную силу и прелесть добродѣтели. Когда утилитаристы развиваютъ свою идею пользы, то «читатель, — говоритъ Смитъ, — восхищается новостью и широтою выставляемыхъ передъ нимъ воззрѣній; онъ различаетъ въ добродѣтели новую красоту, а въ порокѣ — новое безобразіе; онъ приходитъ въ такой восторгъ... что у него не остается даже охоты подумать, что такъ какъ всѣ эти политическiя соображенія о полезности никогда не приходятъ ему въ голову, то они и не могутъ быть источникомъ того одобрения или неодобренiя, какiя до этого воздавались имъ добродѣтели и пороку». Философы, полагавшіе въ основании нравственности принципъ пользы, близко подходили, по мнѣнію Смита, къ понятію симпатіи; но они смутно представляли его себѣ и не могли формулировать. «Система, выводящая всѣ наши страсти и всѣ наши чувства изъ любви къ самому себѣ, — говоритъ онъ, — система, надѣлавшая въ мірѣ столько шума, но ни разу еще достаточно полно и ясно не развитая, возникла, мнѣ кажется, изъ неправильнаго и смутнаго пониманія системы симпатіи». Свое начало симпатіи Смитъ во всякомъ случаѣ не считаетъ возможнымъ свести ни на начало пользы, ни на начало эгоизма. Она представляетъ болѣе широкое понятие. Такимъ образомъ Смитъ не былъ утилитаристомъ, но вмѣстѣ съ Юмомъ они расчистили почву и подготовили ее для развитія новѣйшей утилитарной школы въ Англіи въ лицѣ Бентама и его послѣдователей.
Мы уже говорили, что, кромѣ «Изслѣдованій о богатствѣ народовъ» и «Теоріи нравственныхъ чувствъ», отъ Смита осталось еще нѣсколько произведеній, недоконченныхъ работъ и отрывковъ. Они не имѣли и не имѣютъ серьезнаго значенія. Три работы, изъ которыхъ первая — самая большая по объему: по исторiи астрономіи, по истории физическихъ наукъ въ древнія времена и по исторіи логики и метафизики въ древнія времена, носятъ между
добродетельного человека, руководящегося в своих поступках благоразумием, справедливостью, великодушием и самообладанием, и в заключение дает очерк различных систем нравственной философии.
Мы скажем еще несколько слов об отношении Смита к утилитаристам. Он не считал возможным вывести всю нравственность из принципа пользы. В системах, «выводящих принцип одобрения из нашего личного интереса», он находит «много смутного и неопределенного». Польза сопровождает всякую добродетель, а не порождает ее, и этот элемент полезности придает особенную силу и прелесть добродетели. Когда утилитаристы развивают свою идею пользы, то «читатель, — говорит Смит, — восхищается новостью и широтою выставляемых перед ним воззрений; он различает в добродетели новую красоту, а в пороке — новое безобразие; он приходит в такой восторг... что у него не остается даже охоты подумать, что так как все эти политические соображения о полезности никогда не приходят ему в голову, то они и не могут быть источником того одобрения или неодобрения, какие до этого воздавались им добродетели и пороку». Философы, полагавшие в основании нравственности принцип пользы, близко подходили, по мнению Смита, к понятию симпатии; но они смутно представляли его себе и не могли формулировать. «Система, выводящая все наши страсти и все наши чувства из любви к самому себе, — говорит он, — система, наделавшая в мире столько шума, но ни разу еще достаточно полно и ясно не развитая, возникла, мне кажется, из неправильного и смутного понимания системы симпатии». Свое начало симпатии Смит во всяком случае не считает возможным свести ни на начало пользы, ни на начало эгоизма. Она представляет более широкое понятие. Таким образом Смит не был утилитаристом, но вместе с Юмом они расчистили почву и подготовили ее для развития новейшей утилитарной школы в Англии в лице Бентама и его последователей.
Мы уже говорили, что, кроме «Исследований о богатстве народов» и «Теории нравственных чувств», от Смита осталось еще несколько произведений, недоконченных работ и отрывков. Они не имели и не имеют серьезного значения. Три работы, из которых первая — самая большая по объему: по истории астрономии, по истории физических наук в древние времена и по истории логики и метафизики в древние времена, носят между
