раульнымъ пришлось быть богослову. Фу, какая духота была въ комнатахъ! Жара томила, комары кусались, miserabili стонали во снѣ!
— Да, путешествіе вещь хорошая!—вздохнулъ богословъ.—Только бы у насъ не было тѣла! Пусть бы оно себѣ отдыхало, а душа летала повсюду. А то, куда я ни явлюсь, въ душѣ все та же тоска, та же тревога… Я стремлюсь къ чему-то лучшему, высшему, нежели всѣ эти земныя мгновенныя радости. Да, къ лучшему, но гдѣ оно и въ чемъ?.. Нѣтъ, я знаю въ сущности, чего я хочу! Я хочу достигнуть блаженной цѣли земного странствованія!
Слово было сказано, и онъ былъ уже на родинѣ, у себя дома; длинныя бѣлыя занавѣси были спущены, и посреди комнаты стоялъ черный гробъ; въ немъ лежалъ богословъ. Его желаніе было исполнено: тѣло отдыхало, душа странствовала. „Никто не можетъ назваться счастливымъ, пока не сойдетъ въ могилу!“—сказалъ Солонъ, и его слова подтвердились еще разъ.
Каждый умершій представляетъ собой загадку, бросаемую намъ въ лицо вѣчностью, и эта человѣческая загадка въ черномъ гробу не отвѣчала намъ на вопросы, которые задавалъ самъ человѣкъ, какихъ-нибудь за два, за три дня до смерти.
О, смерть всесильная, нѣмая,
Твой слѣдъ—могилы безъ конца!
Увы, ужели жизнь земная
Моя увянетъ, какъ трава?
Ужели мысль, что къ небу смѣло
Стремится, сгинетъ безъ слѣда?
Иль купитъ духъ страданьемъ тѣла
Себѣ безсмертія вѣнецъ?..
Въ комнатѣ появились двѣ женскія фигуры; мы знаемъ обѣихъ, то были фея Печали и посланница Счастья; онѣ склонились надъ умершимъ.
— Ну,—сказала Печаль:—много счастья принесли твои калоши человѣчеству?
— Что-жъ, вотъ этому человѣку, что лежитъ тутъ, онѣ доставили прочное счастье!—отвѣчала Радость.
— Нѣтъ!—сказала Печаль.—Онъ ушелъ изъ міра самовольно, не бывъ отозваннымъ! Его духовныя силы не разви-
раульным пришлось быть богослову. Фу, какая духота была в комнатах! Жара томила, комары кусались, miserabili стонали во сне!
— Да, путешествие вещь хорошая! — вздохнул богослов. — Только бы у нас не было тела! Пусть бы оно себе отдыхало, а душа летала повсюду. А то, куда я ни явлюсь, в душе всё та же тоска, та же тревога… Я стремлюсь к чему-то лучшему, высшему, нежели все эти земные мгновенные радости. Да, к лучшему, но где оно и в чём?.. Нет, я знаю в сущности, чего я хочу! Я хочу достигнуть блаженной цели земного странствования!
Слово было сказано, и он был уже на родине, у себя дома; длинные белые занавеси были спущены, и посреди комнаты стоял чёрный гроб; в нём лежал богослов. Его желание было исполнено: тело отдыхало, душа странствовала. «Никто не может назваться счастливым, пока не сойдёт в могилу!» — сказал Солон, и его слова подтвердились ещё раз.
Каждый умерший представляет собой загадку, бросаемую нам в лицо вечностью, и эта человеческая загадка в чёрном гробу не отвечала нам на вопросы, которые задавал сам человек, каких-нибудь за два, за три дня до смерти.
О, смерть всесильная, немая,
Твой след — могилы без конца!
Увы, ужели жизнь земная
Моя увянет, как трава?
Ужели мысль, что к небу смело
Стремится, сгинет без следа?
Иль купит дух страданьем тела
Себе бессмертия венец?..
В комнате появились две женские фигуры; мы знаем обеих, то были фея Печали и посланница Счастья; они склонились над умершим.
— Ну, — сказала Печаль: — много счастья принесли твои калоши человечеству?
— Что ж, вот этому человеку, что лежит тут, они доставили прочное счастье! — отвечала Радость.
— Нет! — сказала Печаль. — Он ушёл из мира самовольно, не быв отозванным! Его духовные силы не разви-
