что умершій теперь на небѣ, что у него выросли крылья, куда красивѣе и больше, чѣмъ у нихъ, и что онъ вполнѣ счастливъ, такъ какъ велъ здѣсь, на землѣ, добрую жизнь. Иванъ увидѣлъ, какъ птички вспорхнули съ зеленыхъ деревьевъ и высоко-высоко взвились въ воздухъ, и ему самому захотѣлось улетѣть куда-нибудь подальше. Но сначала онъ долженъ былъ поставить на могилѣ отца деревянный крестъ. Вечеромъ онъ принесъ крестъ и увидалъ, что могила вся усыпана пескомъ и убрана цвѣтами,—объ этомъ позаботились посторонніе люди, очень любившіе добраго его отца.
На другой день, рано утромъ, Иванъ связалъ все свое добро въ маленькій узелокъ, положилъ въ кошелекъ весь свой наслѣдственный капиталъ: 50 талеровъ и еще двѣ мелкихъ серебряныхъ монетки, и былъ готовъ пуститься въ путь-дорогу. Прежде всего онъ отправился на кладбище, на могилу отца, прочелъ надъ ней „Отче нашъ“ и сказалъ:
— Прощай, милый отецъ! Я постараюсь вести добрую жизнь, а ты помолись за меня на небѣ!
Потомъ Иванъ свернулъ въ поле. Въ полѣ росло много свѣжихъ красивыхъ цвѣтовъ; они грѣлись на солнышкѣ и качали отъ вѣтра головками, точно говорили: „Добро пожаловать! Неправда-ли, какъ у насъ тутъ хорошо?“ Иванъ еще разъ обернулся, чтобы взглянуть на старую церковь, гдѣ его крестили ребенкомъ и куда онъ ходилъ по воскресеньямъ съ своимъ добрымъ отцомъ пѣть псалмы. Высоко-высоко, на самомъ верху колокольни, въ одномъ изъ круглыхъ окошечекъ, Иванъ увидѣлъ крошку-домового въ красной остроконечной шапочкѣ, который стоялъ, заслонивъ глаза отъ солнца правою рукой. Иванъ поклонился ему, и крошка-домовой высоко взмахнулъ въ отвѣтъ своею красною шапкой, прижалъ руку къ сердцу и послалъ Ивану нѣсколько воздушныхъ поцѣлуевъ,—вотъ какъ горячо желалъ онъ Ивану счастливаго пути и всего хорошаго!
Иванъ сталъ думать о чудесахъ Божьяго міра, которыя ему предстояло теперь увидѣть, и бодро шелъ впередъ, впередъ, дальше, дальше, гдѣ никогда еще не была его нога; вотъ уже пошли чужіе города, незнакомыя лица,—онъ забрался далеко, далеко отъ своей родины.
Первую ночь ему пришлось провести въ полѣ, на стогу сѣна,—другой постели взять было негдѣ. „Да и что-жъ,—думалось ему,—лучшей спальни не найдется у самого короля!“ Въ
что умерший теперь на небе, что у него выросли крылья, куда красивее и больше, чем у них, и что он вполне счастлив, так как вёл здесь, на земле, добрую жизнь. Иван увидел, как птички вспорхнули с зелёных деревьев и высоко-высоко взвились в воздух, и ему самому захотелось улететь куда-нибудь подальше. Но сначала он должен был поставить на могиле отца деревянный крест. Вечером он принёс крест и увидал, что могила вся усыпана песком и убрана цветами, — об этом позаботились посторонние люди, очень любившие доброго его отца.
На другой день, рано утром, Иван связал всё своё добро в маленький узелок, положил в кошелёк весь свой наследственный капитал: 50 талеров и ещё две мелких серебряных монетки, и был готов пуститься в путь-дорогу. Прежде всего он отправился на кладбище, на могилу отца, прочёл над ней «Отче наш» и сказал:
— Прощай, милый отец! Я постараюсь вести добрую жизнь, а ты помолись за меня на небе!
Потом Иван свернул в поле. В поле росло много свежих красивых цветов; они грелись на солнышке и качали от ветра головками, точно говорили: «Добро пожаловать! Не правда ли, как у нас тут хорошо?» Иван ещё раз обернулся, чтобы взглянуть на старую церковь, где его крестили ребёнком и куда он ходил по воскресеньям с своим добрым отцом петь псалмы. Высоко-высоко, на самом верху колокольни, в одном из круглых окошечек, Иван увидел крошку-домового в красной остроконечной шапочке, который стоял, заслонив глаза от солнца правою рукой. Иван поклонился ему, и крошка-домовой высоко взмахнул в ответ своею красною шапкой, прижал руку к сердцу и послал Ивану несколько воздушных поцелуев, — вот как горячо желал он Ивану счастливого пути и всего хорошего!
Иван стал думать о чудесах Божьего мира, которые ему предстояло теперь увидеть, и бодро шёл вперёд, вперёд, дальше, дальше, где никогда ещё не была его нога; вот уже пошли чужие города, незнакомые лица, — он забрался далеко, далеко от своей родины.
Первую ночь ему пришлось провести в поле, на стогу сена, — другой постели взять было негде. «Да и что ж, — думалось ему, — лучшей спальни не найдётся у самого́ короля!» В
