котъ. Послѣдній-то и игралъ въ жизни Руди особенно важную роль—онъ выучилъ мальчика лазать.
„Пойдемъ со мной на крышу!“—говаривалъ котъ самымъ яснымъ, понятнымъ языкомъ. Дитя, еще не умѣющее говорить, отлично, вѣдь, понимаетъ и куръ, и утокъ, и кошекъ, и собакъ; они говорятъ такъ же понятно, какъ и папаша съ мамашей, но чтобы понимать ихъ, надо быть очень, очень маленькимъ! Тогда и дѣдушкина палка можетъ заржать, стать лошадью, настоящею лошадью съ головой, ногами и хвостомъ! Иныя дѣти утрачиваютъ такую понятливость позже, чѣмъ другія, и слывутъ поэтому неразвитыми, отставшими; о нихъ говорятъ, что они черезчуръ долго остаются дѣтьми. Мало-ли вѣдь, что говорятъ!
„Пойдемъ со мной на крышу, Руди!“—вотъ первое, что сказалъ котъ, а Руди понялъ. „Говорятъ, что можно упасть,—вздоръ! Не упадешь, если не будешь бояться! Иди! Одну лапку сюда, другую сюда! Упирайся передними лапками! Гляди въ оба! И будь половчѣе! Встрѣтится расщелина—перепрыгни, да держись крѣпко, какъ я!“
Руди такъ и дѣлалъ; оттого онъ часто и сиживалъ рядомъ съ котомъ на крышѣ, но сиживалъ и на верхушкахъ деревьевъ и высоко на уступѣ скалы, куда даже котъ не забирался.
„Выше! Выше!“ твердили деревья и кусты. „Видишь, какъ мы лѣземъ вверхъ, какъ крѣпко держимся, даже на самомъ крайнемъ, остромъ выступѣ!“
И Руди часто взбирался на гору еще до восхода солнца и пилъ тамъ свое утреннее питье—свѣжій, крѣпительный горный воздухъ, питье, которое можетъ изготовлять лишь самъ Господь Богъ, а люди только могутъ прочесть его рецептъ: „свѣжій ароматъ горныхъ травъ да запахъ мяты и тмина, растущихъ въ долинахъ“. Всѣ тяжелыя частицы воздуха впиваются облаками, которыя вѣтеръ расчесываетъ потомъ гребнемъ сосновыхъ лѣсовъ, и вотъ, воздухъ становится все легче, все свѣжѣе! Такъ вотъ какое питье пилъ Руди по утрамъ.
Солнечные лучи, благодатныя дѣти солнца, цѣловали Руди въ щечки, а Головокруженіе стояло на сторожѣ, но не смѣло приблизиться. Ласточки же, жившія подъ крышей дѣдушкинаго дома—тамъ лѣпилось по крайней мѣрѣ семь гнѣздъ—вились надъ Руди и его стадомъ и щебетали: „Вы и мы! Мы и вы!“ Онѣ приносили Руди поклоны изъ дому, между прочимъ даже
кот. Последний-то и играл в жизни Руди особенно важную роль — он выучил мальчика лазать.
«Пойдём со мной на крышу!» — говаривал кот самым ясным, понятным языком. Дитя, ещё не умеющее говорить, отлично, ведь, понимает и кур, и уток, и кошек, и собак; они говорят так же понятно, как и папаша с мамашей, но чтобы понимать их, надо быть очень, очень маленьким! Тогда и дедушкина палка может заржать, стать лошадью, настоящею лошадью с головой, ногами и хвостом! Иные дети утрачивают такую понятливость позже, чем другие, и слывут поэтому неразвитыми, отставшими; о них говорят, что они чересчур долго остаются детьми. Мало ли ведь, что говорят!
«Пойдём со мной на крышу, Руди!» — вот первое, что сказал кот, а Руди понял. «Говорят, что можно упасть, — вздор! Не упадёшь, если не будешь бояться! Иди! Одну лапку сюда, другую сюда! Упирайся передними лапками! Гляди в оба! И будь половчее! Встретится расщелина — перепрыгни, да держись крепко, как я!»
Руди так и делал; оттого он часто и сиживал рядом с котом на крыше, но сиживал и на верхушках деревьев и высоко на уступе скалы, куда даже кот не забирался.
«Выше! Выше!» твердили деревья и кусты. «Видишь, как мы лезем вверх, как крепко держимся, даже на самом крайнем, остром выступе!»
И Руди часто взбирался на гору ещё до восхода солнца и пил там своё утреннее питьё — свежий, крепительный горный воздух, питьё, которое может изготовлять лишь сам Господь Бог, а люди только могут прочесть его рецепт: «свежий аромат горных трав да запах мяты и тмина, растущих в долинах». Все тяжёлые частицы воздуха впиваются облаками, которые ветер расчёсывает потом гребнем сосновых лесов, и вот, воздух становится всё легче, всё свежее! Так вот какое питьё пил Руди по утрам.
Солнечные лучи, благодатные дети солнца, целовали Руди в щёчки, а Головокружение стояло на стороже, но не смело приблизиться. Ласточки же, жившие под крышей дедушкиного дома — там лепилось, по крайней мере, семь гнёзд — вились над Руди и его стадом и щебетали: «Вы и мы! Мы и вы!» Они приносили Руди поклоны из дому, между прочим даже
