изящныя, длинныя и стройныя особы. Молодой ихъ кузенъ, одѣтый съ ногъ до головы въ бѣлое, рыжеволосый, съ рыжими же и притомъ такими густыми бакенбардами, что ихъ хватило бы на трехъ джентльменовъ, выказалъ Бабеттѣ величайшее вниманіе.
На большомъ столѣ въ гостинной лежала масса книгъ въ богатыхъ переплетахъ, ноты и рисунки; дверь на балконъ была открыта, а съ балкона открывался чудный видъ на озеро, такое тихое и гладкое, что Савойскія горы съ разбросанными по нимъ городками, лѣсами и снѣгами на вершинахъ отражались въ немъ, какъ въ зеркалѣ.
Руди, всегда такой бодрый, жизнерадостный, живой, чувствовалъ себя тутъ не въ своей тарелкѣ и еле-еле двигался по блестящему, скользкому полу, точно по нему былъ разсыпанъ горохъ. Да и время-то тянулось безконечно! Попался Руди, словно бѣлка въ колесо, а тутъ еще вздумали отправиться на прогулку! Время потянулось еще медленнѣе. Руди положительно приходилось дѣлать одинъ шагъ впередъ да два назадъ, чтобы не забѣжать впередъ другихъ. Дойдя до стараго, мрачнаго Шильонскаго замка, они зашли посмотрѣть на позорный столбъ темницы, куда сажали приговоренныхъ къ смерти, на ржавыя цѣпи, ввинченныя въ скалистыя стѣны, на каменныя нары и на люки, въ которые проваливались несчастные, попадая прямо на желѣзные острые зубцы, и затѣмъ—въ водоворотъ. И смотрѣть на все это называлось удовольствіемъ! Байронъ воспѣлъ и опоэтизировалъ это ужасное мѣсто, но Руди видѣлъ въ немъ лишь то, чѣмъ оно было въ дѣйствительности—мѣсто истязаній. Онъ облокотился на каменный выступъ окна и смотрѣлъ на глубокую зеленовато-голубую воду и на уединенный островокъ съ тремя акаціями. Какъ ему хотѣлось туда, уйти отъ всей этой болтливой компаніи! Но Бабеттѣ, какъ она призналась потомъ, было страсть, какъ весело! Кузена она нашла настоящимъ джентльменомъ.
— Настоящій болванъ онъ, вотъ что!—сказалъ Руди. И Бабеттѣ въ первый разъ не понравилось то, что говорилъ Руди. Англичанинъ подарилъ ей на память о Шильонѣ книжечку; это была поэма Байрона „Шильонскій узникъ“, во французскомъ переводѣ, такъ что Бабетта могла прочесть ее.
— Книга-то, можетъ статься, и хороша,—сказалъ Руди:—но этотъ лощенный молодчикъ, который подарилъ ее тебѣ, ничего, по-моему, не стоитъ.
изящные, длинные и стройные особы. Молодой их кузен, одетый с ног до головы в белое, рыжеволосый, с рыжими же и притом такими густыми бакенбардами, что их хватило бы на трёх джентльменов, выказал Бабетте величайшее внимание.
На большом столе в гостиной лежала масса книг в богатых переплётах, ноты и рисунки; дверь на балкон была открыта, а с балкона открывался чудный вид на озеро, такое тихое и гладкое, что Савойские горы с разбросанными по ним городками, лесами и снегами на вершинах отражались в нём, как в зеркале.
Руди, всегда такой бодрый, жизнерадостный, живой, чувствовал себя тут не в своей тарелке и еле-еле двигался по блестящему, скользкому полу, точно по нему был рассыпан горох. Да и время-то тянулось бесконечно! Попался Руди, словно белка в колесо, а тут ещё вздумали отправиться на прогулку! Время потянулось ещё медленнее. Руди положительно приходилось делать один шаг вперёд да два назад, чтобы не забежать вперёд других. Дойдя до старого, мрачного Шильонского замка, они зашли посмотреть на позорный столб темницы, куда сажали приговорённых к смерти, на ржавые цепи, ввинченные в скалистые стены, на каменные нары и на люки, в которые проваливались несчастные, попадая прямо на железные острые зубцы, и затем — в водоворот. И смотреть на всё это называлось удовольствием! Байрон воспел и опоэтизировал это ужасное место, но Руди видел в нём лишь то, чем оно было в действительности — место истязаний. Он облокотился на каменный выступ окна и смотрел на глубокую зеленовато-голубую воду и на уединённый островок с тремя акациями. Как ему хотелось туда, уйти от всей этой болтливой компании! Но Бабетте, как она призналась потом, было страсть, как весело! Кузена она нашла настоящим джентльменом.
— Настоящий болван он, вот что! — сказал Руди. И Бабетте в первый раз не понравилось то, что говорил Руди. Англичанин подарил ей на память о Шильоне книжечку; это была поэма Байрона «Шильонский узник», во французском переводе, так что Бабетта могла прочесть её.
— Книга-то, может статься, и хороша, — сказал Руди: — но этот лощёный молодчик, который подарил её тебе, ничего, по-моему, не стоит.
