рогу. Солнышко пригрѣвало ее, пыль пудрила, а она себѣ ползла да ползла черезъ дорогу.
— Вотъ тутъ такъ сушь да гладь!—сказала она.—Право, тутъ ужъ больно хорошо! Мнѣ просто щекотно отъ удовольствія!
Вотъ она доплелась до канавы, обросшей по краямъ незабудками и таволгою. Повыше же шла живая изгородь изъ бузины, бѣлаго терна и вьюнка. Да, много тутъ было цвѣтовъ! Просто заглядѣнье! Вотъ вспорхнула бабочка, и жаба приняла ее за цвѣтокъ, который сорвался со стебелька, чтобы лучше познакомиться съ бѣлымъ свѣтомъ. Что-жъ, жаба отлично это понимала!—Вотъ бы полетѣть, какъ онъ!—сказала она.—Квакъ! Ахъ! Что за красота!
Цѣлую недѣлю прожила она у канавы; недостатка въ пищѣ тутъ не было. Но на девятый день жаба подумала: „Пора дальше! Впередъ! Поищу еще чего-нибудь получше!“ Но что же могла она найти? Можетъ быть, подружку-жабу или зеленыхъ лягушекъ! Ночью вѣтеръ доносилъ до нея кваканье; должно быть, по близости жила родня.
„Какъ хорошо жить на свѣтѣ, выбраться изъ колодца, лежать въ крапивѣ, ползать по пыльной дорогѣ и нѣжиться въ сырой канавѣ! Но дальше, дальше! Надо отыскать лягушекъ или подружку-жабу! Безъ этого обойтись нельзя, одной природы мало!“ И она опять пустилась въ путь.
Вотъ она доползла до большого пруда, поросшаго тростникомъ. Туда она и забралась.
— Тутъ, пожалуй, черезчуръ сыро для васъ!—сказали лягушки.—Но милости просимъ! Вы дама или кавалеръ? Впрочемъ, все равно! Милости просимъ!
И ее пригласили на вечерній семейный концертъ. Восторгъ былъ полный, голоса тоненькіе,—дѣло извѣстное! Угощенія не было никакого, только даровое питье—цѣлый прудъ, если угодно.
— Теперь мнѣ надо дальше!—сказала жаба. Она все рвалась къ лучшему.
Видѣла она надъ собою звѣзды, такія большія, ясныя, видѣла и новорожденную луну, видѣла и солнце, которое подымалось все выше и выше.
„Я, значитъ, все-таки еще въ колодцѣ, только въ большомъ. Надо взобраться еще выше! Ахъ, меня такъ и тянетъ все дальше и дальше, все выше и выше!“
Вотъ настало полнолуніе, и бѣдняжка подумала: „Не ведро-
рогу. Солнышко пригревало её, пыль пудрила, а она себе ползла да ползла через дорогу.
— Вот тут так сушь да гладь! — сказала она. — Право, тут уж больно хорошо! Мне просто щекотно от удовольствия!
Вот она доплелась до канавы, обросшей по краям незабудками и таволгою. Повыше же шла живая изгородь из бузины, белого тёрна и вьюнка. Да, много тут было цветов! Просто загляденье! Вот вспорхнула бабочка, и жаба приняла её за цветок, который сорвался со стебелька, чтобы лучше познакомиться с белым светом. Что ж, жаба отлично это понимала! — Вот бы полететь, как он! — сказала она. — Квак! Ах! Что за красота!
Целую неделю прожила она у канавы; недостатка в пище тут не было. Но на девятый день жаба подумала: «Пора дальше! Вперёд! Поищу ещё чего-нибудь получше!» Но что же могла она найти? Может быть, подружку-жабу или зелёных лягушек! Ночью ветер доносил до неё кваканье; должно быть, поблизости жила родня.
«Как хорошо жить на свете, выбраться из колодца, лежать в крапиве, ползать по пыльной дороге и нежиться в сырой канаве! Но дальше, дальше! Надо отыскать лягушек или подружку-жабу! Без этого обойтись нельзя, одной природы мало!» И она опять пустилась в путь.
Вот она доползла до большого пруда, поросшего тростником. Туда она и забралась.
— Тут, пожалуй, чересчур сыро для вас! — сказали лягушки. — Но милости просим! Вы дама или кавалер? Впрочем, всё равно! Милости просим!
И её пригласили на вечерний семейный концерт. Восторг был полный, голоса тоненькие, — дело известное! Угощения не было никакого, только даровое питьё — целый пруд, если угодно.
— Теперь мне надо дальше! — сказала жаба. Она всё рвалась к лучшему.
Видела она над собою звёзды, такие большие, ясные, видела и новорожденную луну, видела и солнце, которое подымалось всё выше и выше.
«Я, значит, всё-таки ещё в колодце, только в большом. Надо взобраться ещё выше! Ах, меня так и тянет всё дальше и дальше, всё выше и выше!»
Вот настало полнолуние, и бедняжка подумала: «Не ведро-
