Знавалъ я и всѣхъ высокородныхъ владѣтелей и владѣтельницъ усадьбы; много поколѣній смѣнилось на моихъ глазахъ! Я разскажу теперь о Вальдемарѣ До и его дочеряхъ!
Высоко держалъ онъ свою голову,—въ немъ текла королевская кровь! И умѣлъ онъ не только оленей травить да кубки осушать, а кое-что получше! Что же именно?—„А вотъ, со временемъ выяснится!“—говорилъ онъ.
Супруга его, разодѣтая въ парчевое платье, гордо выступала по блестящему мозаичному полу; обстановка дома была роскошная: гобелены, дорогая рѣзная мебель. А сколько серебряной и золотой посуды принесла госпожа съ собой въ приданое! Въ погребахъ хранилось нѣмецкое пиво—пока тамъ вообще хранилось что-нибудь! Въ конюшняхъ ржали великолѣпные вороные кони. Да, богатъ былъ владѣлецъ Борребю—пока богатство не ушло.
Были у него и дѣти, три нѣжныхъ цвѣтка: Ида, Іоганна и Анна-Доротея; я еще помню, какъ ихъ звали!
Да, богаты были обитатели Борребю, родились въ роскоши и воспитаны были въ роскоши! У-у-у! Проносись!—прогудѣлъ вѣтеръ и опять продолжалъ разсказъ:
— Тутъ мнѣ не случалось видѣть, какъ въ другихъ старинныхъ усадьбахъ, чтобы высокородная госпожа сидѣла въ парадной залѣ вмѣстѣ со своими дѣвушками за прялкою. Нѣтъ, она играла на звучной лютнѣ и пѣла, да не однѣ старыя датскія пѣсни, а и чужеземныя, на чужихъ языкахъ. Въ усадьбѣ жилось весело, наѣзжали знатные гости, и изъ ближнихъ и изъ дальнихъ окрестностей, раздавалась музыка, звенѣли бокалы, стонъ стоялъ въ воздухѣ, и даже мнѣ не подъ силу было заглушить его! Да, тутъ царила съ шумомъ и трескомъ господская спѣсь, тутъ были господа, но не было Господа!..
Былъ майскій вечеръ,—продолжалъ вѣтеръ:—я только что вернулся съ запада; я смотрѣлъ тамъ, какъ разбивались о ютландскій берегъ корабли, а потомъ со свистомъ пронесся надъ степью и покрытымъ зелеными лѣсами берегомъ, надъ островомъ Фіоніей и водами Большого Бельта, и успокоился только у береговъ Зеландіи. Здѣсь я улегся возлѣ Борребю, въ великолѣпномъ дубовомъ лѣсу,—онъ былъ еще цѣлъ тогда.
По лѣсу бродили молодые парни изъ окрестностей и собирали сухой хворостъ и самыя сухія и крупныя вѣтви, какія только могли найти. Набравъ охапку, они возвращались въ
Знавал я и всех высокородных владетелей и владетельниц усадьбы; много поколений сменилось на моих глазах! Я расскажу теперь о Вальдемаре До и его дочерях!
Высоко держал он свою голову, — в нём текла королевская кровь! И умел он не только оленей травить да кубки осушать, а кое-что получше! Что же именно? — «А вот, со временем выяснится!» — говорил он.
Супруга его, разодетая в парчовое платье, гордо выступала по блестящему мозаичному полу; обстановка дома была роскошная: гобелены, дорогая резная мебель. А сколько серебряной и золотой посуды принесла госпожа с собой в приданое! В погребах хранилось немецкое пиво — пока там вообще хранилось что-нибудь! В конюшнях ржали великолепные вороные кони. Да, богат был владелец Борребю — пока богатство не ушло.
Были у него и дети, три нежных цветка: Ида, Иоганна и Анна-Доротея; я ещё помню, как их звали!
Да, богаты были обитатели Борребю, родились в роскоши и воспитаны были в роскоши! У-у-у! Проносись! — прогудел ветер и опять продолжал рассказ:
— Тут мне не случалось видеть, как в других старинных усадьбах, чтобы высокородная госпожа сидела в парадной зале вместе со своими девушками за прялкою. Нет, она играла на звучной лютне и пела, да не одни старые датские песни, а и чужеземные, на чужих языках. В усадьбе жилось весело, наезжали знатные гости, и из ближних и из дальних окрестностей, раздавалась музыка, звенели бокалы, стон стоял в воздухе, и даже мне не под силу было заглушить его! Да, тут царила с шумом и треском господская спесь, тут были господа, но не было Господа!..
Был майский вечер, — продолжал ветер: — я только что вернулся с запада; я смотрел там, как разбивались о ютландский берег корабли, а потом со свистом пронёсся над степью и покрытым зелёными лесами берегом, над островом Фионией и водами Большого Бельта, и успокоился только у берегов Зеландии. Здесь я улёгся возле Борребю, в великолепном дубовом лесу, — он был ещё цел тогда.
По лесу бродили молодые парни из окрестностей и собирали сухой хворост и самые сухие и крупные ветви, какие только могли найти. Набрав охапку, они возвращались в
