Когда затихшаго наконецъ ребенка опустили въ глубокую кроватку и няня, поправивъ подушечку, отошла отъ него, Алексѣй Александровичъ всталъ и, съ трудомъ ступая на цыпочки, подошелъ къ ребенку. Съ минуту онъ молчалъ и съ тѣмъ же унылымъ лицомъ смотрѣлъ на ребенка; но вдругъ улыбка, двинувъ его волосы и кожу на лбу, выступила ему на лицо, и онъ такъ же тихо вышелъ изъ комнаты.
Въ столовой онъ позвонилъ и велѣлъ вошедшему слугѣ послать опять за докторомъ. Ему досадно было на жену за то, что она не заботилась объ этомъ прелестномъ ребенкѣ, и въ этомъ расположеніи досады на нее не хотѣлось идти къ ней, не хотѣлось тоже и видѣть княгиню Бетси; но жена могла удивиться, отчего онъ по обыкновенію не зашелъ къ ней, и потому онъ, сдѣлавъ усиліе надъ собой, пошелъ въ спальню. Подходя по мягкому ковру къ дверямъ, онъ невольно услыхалъ разговоръ, котораго не хотѣлъ слышать.
— Если бъ онъ не уѣзжалъ, я бы поняла вашъ отказъ и его тоже. Но вашъ мужъ долженъ быть выше этого, — говорила Бетси.
— Я не для мужа, а для себя не хочу. Не говорите этого! — отвѣчалъ взволнованный голосъ Анны.
— Да, но вы не можете не желать проститься съ человѣкомъ, который стрѣлялся изъ-за васъ…
— Отъ этого-то я и не хочу.
Алексѣй Александровичъ съ испуганнымъ и виноватымъ выраженіемъ остановился и хотѣлъ незамѣтно уйти назадъ. Но раздумавъ, что это было бы недостойно, онъ опять повернулся и, кашлянувъ, пошелъ къ спальнѣ. Голоса замолкли, и онъ вошелъ.
Анна въ сѣромъ халатѣ, съ коротко остриженными, густой щеткой вылѣзающими черными волосами на круглой головѣ сидѣла на кушеткѣ. Какъ и всегда при видѣ мужа, оживленіе лица ея вдругъ исчезло, — она опустила голову и безпокойно оглянулась на Бетси. Бетси, одѣтая по крайней послѣдней
