В видах, затем, определения действия нового закона, вносящего какие-либо изменения в постановления законов о наследовании по завещанию, Цитович предлагает различать три момента в приобретении прав на имущество этим способом: а) момент составления завещания; б) момент его оставления, и в) момент его исполнения, из которых первый имеет место до открытия наследства, второй одновременно с ним, а третий после него. Первый из этих моментов или составление завещания со стороны его формы и дееспособности завещателя, всегда должен быть обсуждаем по закону времени составления завещания, вследствие чего новый закон, вносящий какие-либо изменения в этом отношении, не должен оказывать никакого влияния на завещания, составленные до его обнародования. Содержание завещания со стороны его объекта, т. е. по соображении того — может ли завещаемое имущество быть предметом завещательного распоряжения, а также по вопросу о том — может ли завещатель оставить по себе завещание, напротив, должно быть обсуждаемо по закону, существующему во второй из указанных моментов, или в момент оставления завещания, хотя бы закон этот был издан и после составления завещания. Наконец, по отношению третьего момента, или момента исполнения завещания, важное значение имеет вопрос о том — годен ли для получения имущества по завещанию тот, в пользу которого оно завещано, каковой вопрос и должен быть обсуждаем по закону, существующему именно в этот последний момент (Курс рус. гр. пр., вып. 1, стр. 121—122). Малышев, хотя и не предлагает прямо, подобно Цитовичу, различать по отношению обсуждения действия нового закона, вносящего какие-либо изменения в постановления о наследовании по завещанию, три указанные момента в приобретении имуществ этим способом, но на самом деле и он предлагает для руководства в этом отношении почти те же положения, которые высказаны Цитовичем. Так он, во-1-х, говорит, что завещание со стороны его формы и порядка совершения, а также дееспособности завещателя, должно быть обсуждаемо по законам времени его составления, а не позднейшим, которые могут появиться к моменту смерти завещателя или, все равно, к моменту оставления завещания; во-2-х, что завещание со стороны его содержания, как, напр., по вопросам о допустимости распоряжения завещаемым имуществом, законности выраженных в завещании условий, законности выраженных в нем распоряжений, напр., о подназначениях, легатах, фидеикомиссах, приращении долей наследников и проч., должно быть обсуждаемо по законам времени смерти завещателя, или, все равно, конечно, по законам момента оставления завещания, а не по законам времени его составления, и в-3-х, что исполнение завещания, как слагающееся из целого ряда различных последовательных действий, должно быть обсуждаемо уже по законам времени их совершения (Курс общ. гр. пр., т. I, стр. 255—260). Нельзя, впрочем, кажется, не признать, что в последнем положении Малышев разумеет, как исполнение завещания, не приобретение прав по нем, а собственно различные процессуальные действия по явке и утверждении завещания, вследствие чего оно должно быть относимо к определению не материальных законов о приобретении имуществ по завещанию, а законов процессуальных. Если это так, то собственно вопрос, разрешаемый Цитовичем в третьем его положении, должен быть признан или оставленным Малышевым без обсуждения, или же подлежащим разрешению по соображении второго из высказанных им положений, что может представляться правильным или неправильным, смотря по тому — считать ли право на открывшееся по завещанию наследство подлежащим приобретению прямо в момент смерти завещателя, если имущество завещано безусловно, как это полагает Победоносцев (Курс гр. пр., т. II, стр. 461), или же посредством совершения со стороны наследника каких-либо еще позднейших действий по
