дееспособности и не подвергавшихся, но из него не может быть не выводимо и то заключение, что нотариус, совершающий от них акт, может в совершении его и отказать в том случае, когда бы он убедился в том, что лицо, желающее его совершить, несмотря на его грамотность, не развито умственно настолько, чтобы было в состоянии сознательно и определенно выражать его волю. Кроме этого, положения, высказанные сенатом в отношении дееспособности грамотных немых и глухонемых, представляются недостаточными в том отношении, что в них не указано — имеет ли в этом отношении значение умение читать и писать только по-русски, или же и на каком-либо другом языке, в видах устранения каковой неопределительности едва ли не следует считать в этом отношении достаточным умение читать и писать на всяком языке иностранном, на том основании, что закон говорит о грамотности их вообще, причем вовсе не упоминает о том, что за грамотность должно быть почитаемо умение читать и писать на русском языке, хотя, разумеется, умение читать и писать не на русском, а на каком-либо языке иностранном может породить затруднение в совершении актов в тех случаях, когда бы в месте их совершения оказалось невозможным найти лицо, знающее этот язык и могущее быть переводчиком на язык русский, когда может, разумеется, последовать и отказ в совершении акта.
Немота и глухонемота суть собственно физические недостатки, и если закон указывает на них, как на основании ограничения дееспособности лица, то, как это ясно видно из правила 381 ст. X т., только потому, что они настолько влияют и на умственное развитие лица, что делают его нередко неспособным сознательно изъявлять его волю. На какие-либо другие физические недостатки и болезни такого рода, которые, напротив, никакого влияния на состояние умственных способностей лица не оказывают, закон, как на обстоятельство, могущее влиять на дееспособность лица и служить основанием ее ограничения, не указывает. Если затем, в некоторых постановлениях его характера полицейского и возможно найти указания на то, что и некоторые физические болезни, не влияющие на умственные способности лица, должны служить основанием к ограничению деятельности лица, то основанием скорее к ограничению недееспособности, но правоспособности лица, вследствие того, что ограничениями этими лица, одержимые известными болезнями, вовсе лишаются права на вступление в некоторые правоотношения, все равно, как лично, так и чрез представителей. Указания на такого рода случаи, когда физическая болезнь может служить препятствием ко вступлению в известные правоотношения, можно видеть в воспрещениях, выраженных, во-1-х, в правиле 738 ст. XIII т. уст. врачеб., которым запрещается содержателям трактиров, харчевен и других подобных заведений употреблять для приготовления или разноски припасов и напитков, или же для услуг посещающим сии заведения, людей, одержимых прилипчивыми болезнями, из какового воспрещения само собой вытекает то заключение, что если, с одной стороны, содержателям этих заведений запрещается держать для известных услуг людей, одержимых прилипчивыми болезнями, то, с другой стороны, и этим последним должно считаться также воспрещенным принятие на себя обязанностей, напр., по договору найма по исполнению этих услуг, и во-2-х, в правиле 739 ст. XIII т. того же устава, которым запрещается женщинам, страдающим заразительными или иными вредными болезнями, поступать в кормилицы или няньки, каковым воспрещением они, очевидно, ограничиваются в праве вступления в договоры найма для исполнения этих обязанностей.
