сделок вообще и притом, при пособии одних и тех же способов их толкования, причем он, как мы только что видели, в оправдание его заключения о последствиях безуспешности толкования сделок, ссылается на правило 1026 ст., указывающее основания недействительности духовных завещаний, из чего не может быть не выведено то заключение, что, по его мнению, и толкование духовных завещаний должно считаться допустимым наравне с другими сделками и при руководстве одними и теми же правилами (Рус. гр. пр., изд. 2, т. I, стр. 205). Победоносцев также высказывается за допустимость у нас толкования духовных завещаний, Причем предлагает для руководства и некоторые в этом отношении правила. Так, он говорит, что толкование завещания прежде всего должно быть по его словесному смыслу, но, затем, прибавляет, что при объяснении завещания весьма важно удостоверить какая была цель завещателя и что он имел в виду, делая то или другое распоряжение, т. е. имел ли он в виду, напр., установить какую-либо льготу, или, наоборот, ограничение и какие, наконец, из его распоряжений представляются главными и какие придаточными. Указав на эти правила толкования завещаний, он, однако же, далее оговаривается, что ввиду того, что толкование вообще есть дело искусства и разума, представляется невозможным указать для этого и общие для руководства правила, каковых, поэтому, будто бы не полагает и сам закон. Далее, Победоносцев указывает также и на тот материал, который может быть принимаем во внимание при толковании духовных завещаний. Хотя, как говорит он, к определению воли завещателя ничто не может служить источником и материалом кроме самого завещания, но, несмотря на это, если сомнение относится до подробностей и предметов воли завещателя, то возможно допустить разъяснение завещания в этом отношении, помимо словесного смысла его и другими внешними обстоятельствами, подтверждаемыми другими доказательствами, напр., разными актами и показаниями свидетелей. По вопросу, наконец, о том — возможно ли считать допустимым применение к толкованию завещаний правил, установленных законом для толкования договоров, Победоносцев высказывается нерешительно, говоря, что многие расположены применять эти правила и к толкованию завещаний, но на самом деле дозволять себе это можно лишь с крайней осторожностью, да и то лишь в виде пособия, а не непременного руководства, ввиду того, что закон не предписывает применение их в этом случае, вследствие того, что они постановлены для истолкования обоюдных актов, которые существенно несходны с духовными завещаниями. И в нашей практике, продолжает он, руководство этими правилами при толковании духовных завещаний представляется особенно опасным ввиду их скудости и двусмысленности (Курс гр. пр., т. II, стр. 537—538). Все эти положения представляются, однако же, не только недостаточно определительными, но отчасти даже противоречивыми друг другу. Так, последнее положение об опасности руководствоваться при толковании завещаний правилами, установленными для толкования договоров, представляется не только неопределительным само по себе, так как им, несмотря на такую опасность, все же не только не отвергается возможность руководства ими, но советуется только осторожность в их руководстве, но и противоречащим правилам толкования завещаний, предлагаемых несколько выше им самим, так как этими правилами он предлагает, во-1-х, толковать их сперва по их словесному смыслу, а во-2-х, по намерению и цели завещателя, каковые правила и суть в основании их те же самые, которые установлены законом и для толкования договоров. Предложив эти правила для толкования завещаний, Победоносцев опять как бы в противоречие этому утверждает, что установление в этом отношении общих руководящих правил представляется невозможным в
507
ЮРИДИЧЕСКИЕ СДЕЛКИ, ИХ ПОНЯТИЕ И ВИДЫ.
