того приписывалъ мнѣ еще способность изучать крѣпости съ палубы парохода, да и то ночью. Я съ трудомъ удержался отъ смѣха.
— Положимъ, что вы отгадали! — сказалъ я. — Только скажите мнѣ, неужели вы и послѣ войны опасаетесь еще русскихъ и даже боитесь за Дарданеллы!
Онъ какъ-то печально покачалъ головою.
Черезъ часъ проливъ началъ опять расширяться, и берега стали уходить вдаль. Назади тонули вдалекѣ зубчатыя стѣны дарданельскихъ замковъ, и одинокій курганъ Аякса съ своей бѣлой развалиной исчезалъ у Ретійскаго-мыса. Звѣзды погасли. Впереди синѣла необозримая скатерть Мраморнаго-моря, а направо показалась-снѣжная вершина виѳинскаго Олимпа въ розовомъ свѣтѣ вари. Стая какихъ-то бѣлыхъ птицъ тянулась длинной вереницей на востокъ, сверкая крыльями надъ самьмъ моремъ. Турки покачались опять на своихъ коврикахъ и полегли сокращать сномъ послѣдній день рамазана. Я пошелъ спать въ каюту, мечтая о покинутой Греціи и близкомъ Константинополѣ.
