аркой. Я былъ доволенъ прогулкой, которая познакомила меня съ однимъ изъ величайшихъ сооруженій въ свѣтѣ. Когда я выпрыгнулъ изъ каика, меня такъ и обдало теплыми лучами солнца.
Возвращаясь въ гостинницу, я встрѣтился на Галатскомъ-мосту съ Франкуди.
— Знаете-ли новости? сказалъ онъ, подходя ко мнѣ съ озабоченнымъ лицомъ. — Французскій посланникъ подалъ ультиматумъ по вопросу о дунайскихъ выборахъ, и его поддерживаютъ Россія, Пруссія и Сардинія.
— Ну, a что-же англійскій посланникъ? спросилъ я.
— Разумѣется, поддерживаетъ Турцію. Говорятъ, лордъ Редклифъ и слышать не хочетъ о соеднненіи Дунайскихъ-княжествъ. Ночью назначенъ по этому дѣлу большой совѣтъ подъ предсѣдательствомъ великаго-визиря.
— Увидимъ, кто перескачеть, синіе или красные!
Вечеромъ въ Перѣ шли горячіе толки о предстоящемъ разрывѣ съ Франціей: греки, такъ мягкіе и молчаливые при туркахъ, горячились въ своихъ кружкахъ и рвались изъ всѣхъ силъ, доказывая другъ-другу необходимость новой войны на Востокѣ. Я думаю, синіе и зеленые не спорили съ такой энергіей за тронъ византійской имперіи, какъ теперь доблестные потомки Комненовъ и Палеологовъ толковали о близкомъ паденіи турецкой власти въ Константинополѣ. À турки спокойно сидѣли въ кофейняхъ, не подозревая, кажется, этихъ трёвогъ, а можетъ-быть утѣшаясь фаталистической мыслью, что время не перевернуло еще той страницы вѣчной книги, въ которой судьба назначила имъ покинуть берега Босфора.
