маго кладбища. И вотъ сверкнуло наконецъ Мраморное-море, и ѳеодосіева стѣна замкнулась на берегу его темной массою Семибашеннаго-замка. Старый солдатъ предложилъ намъ осмотрѣть знаменитую тюрьму, и мы вошли на широкій дворъ, заваленный щебнемъ и заросшій травой. Турецкая бастилія, гдѣ сотни жертвъ погибли подъ петлей и кинжаломъ, и гдѣ перебывали въ заточеніи посланники всѣхъ европейскихъ націй, теперь опустѣла и разваливается. Посереди двора стоитъ деревянная мечеть, обсаженная липами, а около стѣнъ тянутся гряды съ огурцами и салатомъ. Прямо передъ входомъ подымается ветхая башня, съ узенькими окнами, загороженными желѣзной рѣшеткой: это Золотыя-ворота Ѳеодосія, гдѣ бывало разжалованные визири и сераскиры ждали шелковаго снурка. Въ противоположной башнѣ заключались европейскіе посланники. Стѣна этой тюрьмы вся покрыта надписями, но онѣ почти совсѣмъ искажены. Вполнѣ уцѣлѣла только одна: Stephanus Alberti, 1697. Венеціянцы видно и здѣсь такъ-же прочно выбивали свои имена, какъ въ пьомбахъ Дожева-дворца. Остальныя башни въ развалинахъ, а по стѣнамъ начинаетъ уже раскидывать зеленую сѣть дикій виноградъ.
Черезъ греческій кварталъ Псамматію мы въѣхали опять въ турецкій городъ и по извилистымъ улицамъ его добрались до Галатскаго-моста.
Константинополь можно назвать городомъ кладбищъ. Турки, кажется, затѣмъ и поселились въ немъ, чтобъ покрыть его надгробными памятниками и кипарисами. Какъ стѣна Ѳеодосія окоймлена полемъ смерти, такъ и по другую сторону Рога и Босфора тянутся могильныя рощи. Въ самомъ городѣ при каждой мечети есть султанскія тюрбе, надгробные кіоски пашей или ограды съ могильными памятниками; даже на улицахъ, подъ окнами домовъ, встрѣчаются кипарисы и мраморные столбики съ чалмою. Здѣсь какъ-будто живутъ для-того, чтобы разводить могилы.
Любимое кладбище турокъ въ Скутари. Въ послѣдній разъ
