ной порчи Рима, наслѣдовало всѣ пороки языческаго міра, не сохранив его доблестей, и не приняло отъ христіанства ничего, кромѣ одной мертвой схоластики. Въ обитателяхъ Фанара и Псамматіи, закаленныхъ въ деспотизме и рабстве двухъ имперій, нетъ ничего общаго съ греками Аѳинъ или Спарты.
Остальные раи, уступая можетъ-быть-грекамъ въ коварстве, не отстаютъ отъ нихъ ни въ жадности къ прибытку, ни въ отсутствіи чести и человеческаго достоинства. Только въ Константинополе могутъ гнездиться эти армяне, у которыхъ обманъ служитъ священнымъ принципомъ торговли и оборотовъ, начиная съ банкира до последняго продавца вареной кукурузы. Где, кроме Балаты, можно найти такихъ евреевъ, которые, пресмыкаясь въ невысыхающихъ flumina Babilonis грязи, прячутъ нажитое самымъ утонченнымъ плутовствомъ золото подъ лохмотьями отвратительныхъ рубищъ. Къ этому примешивается наконецъ безнравственная толпа франковъ, наводняющихъ Перу отребьями всехъ европейскихъ націй, жадной сволочью безстыдныхъ грабителей, для которыхъ нетъ ничего священнаго, кроме денегъ. Какъ могильные черви, привлеченные разложеніемъ трупа, все эти выродки Азіи и Европы гнездятся въ Константинополе, питаясь кровью умирающей Турціи.
Судьба Константинополя стоитъ теперь загадочнымъ Сфинксомъ передъ лицемъ Европы. Последняя война не только не разрешила этой загадки, а еще больше затемнила ее новыми вопросами. Что-же въ-самомъ-деле будетъ съ этой прекрасной страною, съ этимъ городомъ, который отъ самой природы поставленъ, кажется, на великую роль въ жизни человечества. Въ последнее время политическіе врачи внимательно наблюдали больнаго и съ самымъ похвальнымъ усердіемъ прописывали ему разные спасительные рецепты. Но чемъ-же решилъ европейскій консиліумъ?
Дипломатическіе врачи думали сперва, что Турція можетъ переродиться въ государство просвещенное, не отка-
