шанье съ прилавка, то подавали съ очага уголья для трубокъ тонкими желѣзными щипцами. Среди общаго молчанія изрѣдка слышался возгласъ: Леонидасъ! И ксенодохосъ выходилъ на этотъ призывъ изъ-за прилавка выслушать какоенибудь требованіе или получить деньги.
Мы сѣли въ концѣ стола и попросили Леонида приготовить намъ греческій обѣдъ. Онъ не заставилъ дожидаться. Мальчикъ проворно началъ подавать намъ издѣлія эллинской кухни. Прежде-всего явилось блюдо черныхъ оливъ, привлекательныхъ развѣ только для грека да записнаго туриста. Эта національная закуска смѣнилась яицами, жаренными въ оливковомъ маслѣ, за который едва-ли прииялся-бы и самый пламенный филеллинъ. За тѣмъ подали пилавъ съ бараниной и наконецъ угощеніе заключилось тарелкою персиковъ и ра-хатъ-лукума и большой кружкою морейскаго вина, которое Овидій величалъ молокомъ Киприды. Оно показалось мнѣ очень-горько. Пиръ этотъ обошелся намъ въ одну драхму, то-есть немного больше двугривеннаго. И вѣроятио, мы позволяли себѣ роскошь, не совсѣмъ обыкновенную въ деревенской тавернѣ, потому-что Леонидъ на прощаньи вышелъ изъ своихъ «термопилъ» и проводилъ насъ величественнымъ поклономъ.
Не смотря на то, что Коринѳъ лежалъ всего на полчаса пути, мнѣ не удалось побывать въ немъ: клефты своими грабежами нагнали здѣсь такой страхъ, что я не могъ найти ни товарищей, пи проводниковъ. На предложенья мои отвѣчали разсказами о томъ, какъ въ прошломъ году клефты остановили пассажирскій поѣздъ Ллойда въ нѣсколькихъ шагахъ отъ деревни, а нынче весною среди бѣлаго дня захватили богатаго греческаго купца въ самомъ Коринѳѣ. Я хотѣлъ нанять жандармовъ, которые стояли въ Лутраки, но и тѣ отказались, боясь, что мы не успѣемъ воротиться до наступленія ночи.
Отъ нечего дѣлать пошли мы на горячій ключъ, отъ котораго деревня получила названіе. Узенькая тропинка вилась
