дѣлила дочь въ Арсакеонъ и начала долгую борьбу съ бѣдностью, думая только, какъ-бы набрать восемь драхмъ за ученье да какъ-нибудь одѣть и накормить свою институтку. Вѣдь это своего рода героиня! Надобно было видѣть, съ какимъ гордымъ удовольствіемъ, вынимая бѣлье изъ ручной корзинки, она говорила:
— Моя дочка ходитъ въ Арсакеонъ!
—Чтожъ ты будешь дѣлать съ ней, когда она выучится? — спросилъ у нея Ликадисъ.
— Она будетъ учить богатыхъ людей.
— А если не найдетъ мѣста?
— Да развѣ вы думаете, что образованье помѣшаетъ ей стирать бѣлье? вѣдь она и теперь иногда помогаетъ мнѣ! — отвѣчала гречанка, гордо поправляя свою алую ф е с к у.
Жажда къ просвѣщенію проникаетъ въ самые бѣдные классы народа. Мнѣ говорили, что нерѣдко въ самой ничтожной деревенькѣ, въ глуши Пелопонеса или Эпира, жители нанимаютъ бѣднаго учителя и по-очередно даютъ ему постель подъ кровлей своей избы и мѣсто за скуднымъ обѣдомъ. И вотъ этотъ кочующій педагогъ, за неимѣніемъ школы, собираетъ учениковъ подъ открытымъ небомъ, на паперти деревенской церкви или подъ тѣнью дерева, — и дѣти по цѣлымъ часамъ сидятъ за своими книгами. Живой умъ, такъ долго дремавшій въ порабощенномъ народѣ, рвется теперь съ какою-то судорожной торопливостью, какъ-будто желая скорѣе заявить себя передъ лицемъ просвѣщенной Европы. Греція точно спѣшитъ оправдать симпатію, какою встрѣтила ее вездѣ борьба за независимость, показать себя достойною участія филеллиновъ и почтить память Байрона, который, среди пѣсенъ отчаянія и проклятій, нашелъ въ душѣ своей звуки сямпатіи къ возрождающейся Элладѣ.
