блюдений, посылает своих сочленов в Луксор (на Ниле) и Пунта Аренас (на Магеллановом прол.). К крупнейшим академии, достижениям относятся и далекие исследовательские экспедиции Кука, Росса, или, со стороны Франции, — Бугенвиля, Керглэна, Борда. Тем не менее, в жизни всех «старых» А. периодически наступало заметное ослабление, переходившее иногда почти в развал.
Современники склонны были винить во всем гнетущую бедность А. Уже Лейбниц выдвигал необходимость твердой финансовой базы, но Берлинская А., существовавшая на ряд монопольных статей (издание календарей, геогр. карт и пр.), с постоянно менявшейся доходностью (войны Фридриха II сняли ок. 30% ожидавшихся поступлений), получила ее лишь при реорганизации 1811, с переходом на гос. бюджет; да и после того ежегодные ассигнования не изменились до 1864, и лишь франц. контрибуция 1871 существенно улучшила положение.
В таком же, если не худшем, положении были и парижские А.: оплаты академиков, напр., сперва совершенно не было: затем, в 1673 введен был «жетон за посещение», потом «пенсии» и нек-рые персональные ставки; при затруднительных положениях академические суммы легко перебрасывались на иные нужды. Финансовые недочеты, между тем, лишь показатели неудовлетворительности всей системы — зависимости А. от абсолютизма. Тесная связь А. с тогдашней государственностью несомненно, особенно на первых порах, давала крупные преимущества: без этого не было бы ни средств вообще, ни декретного втягивания провинций в общую научную работу А., ни ряда льгот и преимуществ (цензурные послабления, бесплатная пересылка, к-рая, кстати, в Берлинской А. была установлена в 1744, «по примеру С. — Петербургской А.»), ни, вообще, мало-мальски широкого и уверенного размаха. Но эта же связь имела и обратную сторону, к-рая и приводила к неминуемому кризису. Уже в годы франц. революции, Шамфор (тоже член А.) выпустил (1791) страстную книжку о неисправимых, природных грехах А.; значит, часть его обвинений вполне справедлива. Завися от абсолютного монарха, А. стала «придворной» в худшем смысле. Веления короля — закон, его немилость — величайшее несчастие. Отсюда — неумеренность восхвалений, рабий язык, неизменная гибкость спин. «Избрания» всегда подсказаны; в результате — наплыв ничтожеств, льстецов, царедворцев, попов. Отсюда — бесконечные интриги, пустая словесная борьба, игра эпиграммами (особ, выражение — «etre en 6tat d’6pigramше»), взаимные поношения, даже доносы.
Подражанием заправскому двору объясняется смешной и мелочный этикет А., табель рангов; А. стала «великой на мелкие дела» (появление в 1713 одинаковых для всех «кресел» сочтено было за проявление «равенства»), ловко гнула спину перед знатными и пренебрежительно относилась к низам (при одобрении худож. произведений, регистрации изобретений). Твердое соблюдение числа («40 бессмертных») давало печальный результат, создавая как бы обратный отбор, чемув некоторой мере способствовало и известное академии, правило, чтобы члены А. проживали не далее, как в 20 лье от местонахождения А. В результате Шамфор приходит к заключению о полной ненужности «этого самодовольного, узкого, себялюбивого сената вкусов», тем более, что между гением и Нацией не нужно никаких посредников». — Нарекания Шамфора не были единственными. Явное измельчание А. создало немало острых и обидных насмешек. Неоднократно говаривалось, что такой-то...
«ничто, даже не академик»; Монтескье («Персид. письма») откровенно высмеивал нелепое чудище, «все 40 голов к-рого набиты лишь метафорами, тропами, фигурами, антитезами»; Руссо указывал, что «из всех Академий подлинно сумела нашуметь лишь А. музыки»; Ривароль напоминал, что «стадами ходят бараны, а львы — одиноки». Послушная боязливость А., действительно, создавала недостойные или комические положения: Фрерэ отправляется в Бастилию за непочтительное изображение... меровингских королей, аббат де Сент-Пьер «единогласно» исключается за литературное (иносказательное) нападение на режим Людовика XIV (ср. в Рос. А. н. «единодушное» исключение знаменитого ориенталиста Клапрота в 1804, отвод Ад. Кроля министром после единогласного же его избрания 1855; скандальное «устранение» избранного уже Горького кончилось, как известно, не так благополучно). С другой стороны, никогда в А. не были избраны... Декарт, Мальбранш, Паскаль,. Скаррон, Ла Рошфуко, Мольер, Бэйль, Руссо, Дидро, Мабли, Андрэ Шенье, или далее... Беранже, Ламеннэ, Бальзак и пр., а в А. надписей — Дюканж, Балюзий, д ’ Ашери, Букэ, Бофор ...(русских аналогий — не менее1: достаточно вспомнить Новикова, Лобачевского, Сеченова, Менделеева, Тимирязева, Мечникова, Миклуху-Маклая, Пржевальского, Достоевского, Влад. Соловьева). Это «41-е кресло», самое знаменитое, — величайший укор для официальной А.
Те же несообразности, разумеется, и в германских А.; только сцена и актеры еще мельче, а потому и игра еще более жалкая. Если «король — солнце» заставлял академиков размышлять о достойном украшении парадных зал, вычислять (при помощи только что открытой теории вероятностей): шансы игры в «ландскнехт», размежевывать парки, устраивать фонтаны и каскады в Версали (а в России^ — «сочинять девизы» — в ударном порядке — для фейерверков, строить шутовской Ледяной дом с описанием на 3 — х языках и пр.), то самодурство прусского короля эпохи «табачной коллегии» шло еще дальше: по смерти Лейбница, президентом был назначен — полушут (впоследствии похороненный в особой бочке с двусмысленными стишками), а затем — и прямой шут и камерлакей (в русских А. параллельно может быть «директор» Домашнев, 1775—82, а также деятельность всесильного Шумахера); с этих пор в смете А. осталась статья «Для особливых короля шутов», и лишь 20 лет спустя молодой Фридрих II вычеркнул «сей одиозный артикул». При та-
