здесь создан ряд самых блестящих образцов лирики Г. Источником многих стихотворений этого периода явилась неудачная любовь поэта к своей кузине Амалии, красивой, но пустой девушке, совершенно не ценившей дарования Г. и весьма легко относившейся к его чувству. В первой книге Г. осторожно ищет путей, и творчество его еще не имеет вполне самостоятельного характера. И по формальным приемам — по ритму и метру, и по тематике — это ученик, достаточно послушно следующий за своими учителями. В его ранней лирике немало архаических образов и размеров; нередко его приемы мертвенно условны. Впоследствии он сам смеялся над представлением о романтике как о «винегрете из испанской эмали, шотландских туманов и итальянской музыки». Но именно такой романтики немало в «Junge Leiden». Литературными источниками творчества молодого Г. явились не только Уланд, Гёте, Байрон, но (как он сам об этом засвидетельствовал) и менее крупные, хотя и очень популярные в свое время поэты, как автор «Песен мельника» В. Мюллер (см.), Кл. Брентано (см.) и другие. Влияние «чистых, гармонических и ясных» стихотворений Мюллера сказалось в излюбленном тогда ямбическом размере Г.; «романсы» Брентано научили Г. пользоваться трохеями и подсказали ему некоторые темы для позднейших произведений (напр., «Лорелею», историю ларчика в «Иегуде бен Галеви» и пр.).
Но уже и в первом сборнике звучит голос подлинного Г., и из года в год все ярче выступают оригинальные и неподражаемые черты его дарования. Полностью оно дало себя знать уже в «Интермеццо», являющемся одним из высших достижений поэтического искусства. Цикл стихотворений «Лирическое интермеццо» («Lyrisches Intermezzo», 1823), — названный так, невидимому, потому, что первоначально он появился (под заглавием «Tragddien nebst emem lyrischen Intermezzo») между двумя трагедиями «Альманзор» («А1mansor», 1820—1821) и «Ратклиф» («Ratkliff», 1822), — достоин занять место рядом с лучшими созданиями мировой поэзии о любви: с сонетами Данте или Петрарки.
Здесь воспроизведена история любовных переживаний поэта, игравших всегда такую большую роль в его жизни и творчестве. Небольшой количественно (около 70 стихотворений) цикл поражает тем сочетанием смеха и слез, к-рое так характерно для дальнейшего творчества поэта. Вместе с тем, здесь явственно выступает чисто гейневская манера: утонченная простота приемов, отсутствие всякой искусственности, и пр. Еще ярче эти черты дают себя знать в третьем цикле стихотворен. — «Снова на родине» («Die Heimkehr», 1823—24), к-рый передает настроения поэта, посетившего в 1823 снова Гамбург, «колыбель его страданий», в то время когда Амалия Гейне была уже замужем. Вместе со стихотворениями, написанными позднее во время путешествия в горах Гарца («Aus derHarzreise», 1824), и с циклом стихотворений, посвященных Северному морю («Die Nordsee», 1825—26), эти три сборника и составили знаменитую «Книгу песен» («Buch der Lieder», 1827). Эта книга- — одно из глубочайших вы 24
ражений романтического мироощущения.
Но в ней нетрудно уловить и то новое, что позднее ослабит связь Г. с романтизмом.
Поэт более реален, он не ищет объяснения своих страданий в идее Абсолюта, он ближе к земле, он знает силу пошлости и корысти.
Наряду с фантастическими образами, в его стихах звучат совершенно реальная насмешка, острая сатира, обличительные ноты и злой сарказм («Король Висвамитра», стремившийся завладеть коровой Васишты; нем. профессор, умеющий заштопать «все дырки мироздания», и т. д.). Романтическая ирония получает здесь своеобразную форму. Г. смеется над всем, и над самим собою, и над своей любовью. Его излюбленный прием — закончить восторженное лирическ. стихотворение прозаическим финалом, разоблачающим тщету всякой восторженности, незаконность всякой мечты. Он льет холодную воду на воспаленную фантазией голову и с наслаждением кощунствует в собственном храме. «Книга песен» — одновременно и поэзия мечты и тайное сознание ее незаконности. Трудно было оставаться в мире грез, когда развитие научных знаний и рост техники напоминали о могучей власти конечных вещей, уводили от бесконечности и прикрепляли сознание к земле. Чем сильнее обогащается опыт поэта, чем резче его временные разрывы с романтизмом, тем трагичнее становится его душевное раздвоение. Впоследствии Г. издевался над мистикой и идеализмом. Он понял, кому выгодно напоминание об иных мирах, и в язвительных стихах рассказал о том, как этими мирами обманывают народ и «тащат у него из-под носа лакомые блюда». Он знал, что старинные песни, к-рые зовут на небо «с отречением от жизни печальной», служат к усыплению эксплоатируемого народа. Уже в «Книге песен» из-за волшебных романтических образов временами выглядывал «романтик-расстрига» (romantique d6froqu6), Kaic называл Гейне один критик. То, что для романтика было подлинным переживанием, непосредственным верованием, то в поэзии Г. часто становилось художественным приемом, выразительным средством, символическим образом или просто орнаментом, красивым обрамлением. Очарование «Книги песен» не только в магической силе его слова, в легком полете гейневской фантазии, в глубокой искренности его чувства, но и в вечных сомнениях, в горькой насмешке, в признании неизбежной гибели всяких иллюзий, в трагич. ощущении «мировой трещины», к-рая проходит «через сердце поэта».
Конфликт между романтизмом и реализмом был художественным выражением эволюции, к-рую пережил Г. в своих политических воззрениях. Первые сборники его стихотворений появились за четверть века до буржуазной революции 1848 и «Коммунистического Манифеста». Т. о., самый цветущий период его творчества совпадает со временем подготовки борьбы за либерально-конституционную монархию, с эпохой формирования буржуазно-либеральных идей. Несколько позднее на Г. оказывают заметное влияние начинающееся рабочее движение и возникшие в связи с ним идеи Маркса и Энгельса. В эти явления нового времени до конца жизни Г.
