Однако, семейная обстановка Г. с самого начала была осложнена его незаконным, по его выражению «двусмысленным», положением, а общая социальная атмосфера, в которой протекало его детство и отрочество, была уже потрясена двумя историческими событиями, резко нарушившими патриархальную устойчивость и замкнутость дворянско-помещичьих кругов: войной 1812 и движением декабристов. Отзвуки обоих этих событий оказали влияние на строй душевной жизни Г. уже в ранней молодости. «Двусмысленное» положение в семье и угрюмая сдержанность отца, стоявшего после 1812, когда ему против воли пришлось сыграть роль неудачливого посредника между Наполеоном и Александром I, в стороне от текущей политической и общественной жизни, послужили первым толчком к отчуждению Г. от жизни своего класса. Этому способствовали веяния, шедшие от общения с крепостной прислугой, учителями и гувернерами. От давящей атмосферы отцовского кабинета и семейных столкновений Г. бежал в «девичью» и «переднюю», а среди воспитателей оказались якобински настроенный «террорист» Бушо, доказывавший мальчику законность казни Людовика XVI, и восторженный поклонник новой русской литературы семинарист И. Е. Протопопов, снабжавший своего ученика запрещенными стихотворениями Пушкина, Рылеева и т. д. Остальное докончило ознакомление с современ. европейской литературой. К 1825 относится встреча Герцена с Н. П. Огаревым (см.), результатом которой была прочная, тесная дружба, сохраненная ими на всю жизнь. Годом позже имело место сближение и первое детское увлечение Герцена своей родственницей Т. П. Кучиной (впоследствии Пассек), и тогда же произошло знакомство Г. с его кузиной Натальей Александровной Захарьиной, ставшей в 1838 женой Герцена и игравшей в его жизни огромную, порой решающую роль. В ун-те, куда Г. вступил в 1829, он сразу стал центром дружеского кружка, резко оппозиционного ко всему режиму Николая I. Свою революционную родословную кружок вел от декабристов, образы которых, наравне с образами деятелей Великой французской революции, вдохновляли небольшую группу молодых и талантливых энтузиастов. Из этого кружка, помимо Г. и Огарева, вышло несколько выдающихся деятелей, вроде астронома А. Савича, переводчиков Н. Сатина и Н. Кетчера, публициста (впоследствии эмигранта) Н. Сазонова и других. В июле месяце 1834 члены кружка были арестованы (9 июля первым был взят Огарев). Формальным поводом к аресту был донос об устройстве членами вечеринок, где распевались песни «наполненные гнусными и злоумышленными выражениями против верноподданнической присяги». На одну из таких вечеринок (на которой Г. не было) нагрянула полиция, наведенная провокатором, и в результате началось «дело». По существу же это была расправа с неблагонадежно мыслящей, сенсимонистски настроенной молодежью. Г. был арестован в ночь с 20 на 21 июля и в апреле 1835 отправлен в ссылку (Вятка, Пермь, Влади 468 мир-на-Клязьме). В 1840 Г. вернулся в Москву, но уже в следующем году был вторично отправлен в ссылку (Новгород) за «распространение» — в частном письме к отцу — «возмутительных слухов» об убийстве городовым прохожего. Вернувшись из второй ссылки в 1842, Г. отдался литературной деятельности и в ближайшие годы поместил в «Отечественных записках» и «Современнике» ряд философских й полемических статей и беллетристических произведений (повести: «Доктор Крупов», «Сорока-Воровка» и роман «Кто виноват?»). 31 янв. 1847 Г. выехал за границу и больше уже не возвращался в Россию.
Несколько месяцев (с марта до конца октября 1847) Герцен проводит в Париже, затем совершает длительное путешествие по Италии, а 5 мая 1848 вновь возвращается в Париж, еще охваченный лихорадкой после февральского возбуждения. Он остался здесь больше года, принимал участие, вместе с Марксом, в демонстрации 13 июня 1849, после чего вынужден был покинуть Францию (по чужому паспорту) и переселиться в Женеву. В апреле 1851, после длительной междуведомственной переписки, Сенат лишил Г. всех прав состояния и изгнал его навсегда из России, а 5 мая того же года Фрейбургский кантон натурализовал Г. вместе со всей его семьей швейцарскими гражданами. Эти годы, проведенные преимущественно в Швейцарии и Ницце, полны тяжелых личных переживаний и потрясений. Именно в это время имели место: увлечение Н. А. Герцен поэтом Гервегом, разрыв с последним, ее тяжелая болезнь и смерть ее и маленького сына (2 мая 1852) — словом, вся та тягостная семейная драма, которая наложила неизгладимую печать на всю последующую жизнь Г. и от которой он не мог никогда полностью оправиться. Еще раньше (в ноябре 1851) другое личное несчастие поразило Г.: при столкновении пароходов погибли его мать и сын, выехавшие к нему из Италии в Ниццу.
После смерти жены Герцен переезжает в Лондон (25 августа 1852) и, вопреки первоначальным намерениям прожить в этом городе всего несколько недель, проводит здесь 13 лет до 15 марта 1865 (с временными наездами в Европу).
Последние пять лет жизни Герцен, словно сжигаемый каким-то внутренним беспокойством, мечется по Европе: Франция, Швейцария, Италия, Ницца, города, страны, люди, встречи сменяют, как в калейдоскопе, друг друга, пока, наконец, незадолго перед концом, Г. не бросил якоря в Париже с намерением обосноваться здесь надолго и реализовать многочисленные литературные планы и замыслы. Но было уже поздно. Ничтожная простуда, полученная Герценом на одном из митингов протеста по поводу убийства франц. журналиста Виктора Нуара, повлекла за собой серьезное воспаление легких, и 21 января 1870 Г. не стало. Его прах, после временного пребывания на кладбище Рёге Lachaise, был перевезен родными в Ниццу и предан погребению рядом с Н. А.
Герцен и детьми Огарева. Здесь впоследствии был поставлен бронзовый памятник (работы Забелло).
