вые промышленные династии, оказавшиеся после войны властителями судеб Г. Рабочие массы с самого начала войны лишены были защиты тех скудных завоеваний в области охраны труда, которых они добились пятидесятилетней классовой борьбой. Профсоюзы уже в августе 1914 отказались от забастовок и употребляли все силы, чтобы удержать рабочих от борьбы. Двенадцатичасовой рабочий день, растущая эксплоатация нервной энергий — все это обрушилось на рабочий класс, в рядах к-рого место взрослых рабочих, призванных на фронт, заняли женщины и подростки. Господствующие классы отказались нести издержки войны даже в форме увеличения налогов, которые были в конечном счете переложены на плечи народных масс. Германская финансовая политика во время войны исходила из предположения, что враг уплатит все издержки войны. Война финансировалась выпуском новых денег, которые изымались из обращения путем военных займов. Пять миллионов населения покупало эти займы, большинство к-рых скопилось в руках средней и мелкой буржуазии, крестьян и рабочих.
В то время как вся тяжесть войны ложилась на народные массы, господствующим классам даже в голову не приходило дать им политические права. Вся политическая жизнь страны находилась в тисках военного положения, цензуры и полицейщины. За кулисами гражданская бюрократия убаюкивала с. — д. векселями на будущее. Наблюдая растущее в стране напряжение, она, быть может, давала себе отчет в невозможности оставить все попрежнему, но она не смела нажимать на капиталистов и помещиков.
Только русская революция заставила ее заговорить вслух о реформах. При первых сведениях о победе Февральской революции в России, полученных правительством, но еще не опубликованных, Бетман-Гольвег побежал в заседавший прусский сейм и с волнением, отмеченным тогдашними газетными отчетами, произнес речь о необходимости избирательной реформы в Пруссии. 7 апреля император выпустил воззвание, обещавшее избирательную реформу. Парламент назначил комиссию, к-рая должна была пересмотреть конституцию. Но юнкера и крупные капиталисты, а также и военное командование, делали из нарастающего кризиса обратные выводы, а именно, — что не следует итти ни на какие уступки.
Внешнеполитические цели Германии во время империалистской войны могли быть, конечно, только империалистическими. В начале войны для обмана народных масс сделано было заявление о чисто оборонительном характере войны с герман. стороны. Но вскоре затем в печати, в литературе, на собраниях буржуазных партий началась дискуссия о задачах Г. в случае победы. Эта дискуссия свидетельствовала об отсутствии учета военного положения, как оно сложилось с конца сент. 1914, о неспособности или нежелании буржуазных партий понять то, что германская стратегия разгрома врага одним ударом кончилась крахом. Действительно, признание своего поражения в самом начале войны равносильно было быпризнанию банкротства не только герман. правительства, но и всех буржуазных партий, поддерживающих герман. империализм.
К этому присоединялись иллюзии, вызванные захватом огромных территорий на востоке и переходом на сторону Г. Болгарии и Турции. Наконец, громадные военные прибыли еще более усиливали захватнические стремления герм. буржуазии, у к-рой начала складываться программа мира, представлявшая собой смесь из самых фантастических программ, которые когда-либо выдвигались разными течениями герм. империализма. До чего разыгралась фантазия германской буржуазии, лучше всего видно из того факта, что образованный, прекрасно ориентирующийся в международных отношениях, демократический империалист Фридрих Науман (см.) мог выдвинуть с одобрения общественного мнения буржуазии программу «Серединной Европы», господствующей экономически от Гамбурга до Багдада, предпосылкой к-рой была победа одновременно над Россией и Англией, а перспективой — новая война с Англией с целью уничтожения ее господства над Индией.
Аннексионистские вожделения германск. крупной и средней буржуазии нашли свое выражение в меморандуме, который был вручен 20 мая 1915 несколькими руководящими экономическими организациями ее (Центральным союзом герм. промышленников, Союзом промышленников, Имперским герм. союзом средней буржуазии, Союзом земледельцев, Крестьянским союзом и др.). Программа эта, выдвинутая тяжелой и обрабатывающей промышленностью, либеральными и христианскими крестьянскими союзами и организацией ремесленников, требовала включения Бельгии в экономическую систему Германии, с переходом в германские руки главных бельгийских предприятий, передачи Германии железодобывающих районов Лонгви и Брие, перенесения западной германской границы до Мозеля, со включением крепостей Вердёна и Бельфора, и передачи Германии морского побережья Франции вплоть до устья реки Соммы для обеспечения морского положения Германии по отношению к Англии. Что касается России, то представители герм. буржуазии требовали присоединения Остзейских провинций и Литвы, мотивируя это требование тем, что, в виду ожидаемого на западе увеличения герм. промышленных областей, надо для сохранения равновесия в хозяйственной структуре Г. увеличить на востоке области земледельческие. Что касается Польши, то герм. империализм не мог за всю войну окончательно решить, в какой форме надо «освободить» ее русскую часть. По этому вопросу все время шла борьба между различными кликами герм. и австро-венгерского империализма, который, хотя и не в состоянии был без герм. помощи защитить даже свои собственные территории, не мог, однако, примириться с непомерными аппетитами Германии.
Германское правительство то намечало раздел русской Польши между Австрией и Германией, то склонялось к т. н. австро-польскому решению, согласно которому русская Польша . должна была быть объединена с
