работ М. в 1904—12. Однако вскоре М. начинает испытывать сильное влияние социалреформизма в лице одного из крупнейших его представителей в области истории — Жореса.
От религиозной политики революции М. переходит к вопросам ее социально-экономич. истории — к той области, в к-рой он создал целую эпоху. Он порывает с оларовской школой и посвящает ряд лет разоблачению поддерживаемой этой школой легенды о Дантоне (см.) как о величайшем вожде революции; в противовес Дантону М. выдвигает фигуру Робеспьера (см.), для изучения к-рой он создает в 1908 специальное общество «Soci£t6 des etudes robespierristes» и основывает журнал «Annales revolutionnaires» (с 1924 — «Annales historiques de la Revolution Fran^aise»). В то же время, редактируя издание сочинений Робеспьера, М. кладет в 1910 начало ряду публикаций источников в серии под названием «Bibliotheque d’histoire r6volutionnaire». В годы первой мировой империалистической войны М. поддается патриотическому угару и в целях пропаганды выпускает несколько брошюр, в к-рых проводит совершенно ложную параллель между революционной войной Франции с коалицией европейских государств в конце 18 в. и империалистической бойней 1914—18. После войны в позиции М. намечается резкий сдвиг влево.
Вместе с лучшей частью французской интеллигенции он протестует против интервенционистской политики Клемансо, Мильерана (см.) и др.; он выступает как друг Советской России и коммунистов, сотрудничает в «Юманите» и входит в «Комитет интеллектуального сближения Франции и России». На страницах своего журнала, к участию в к-ром он привлекает советских историков, М. ведет борьбу с реакционной историографией. Этот период в научной деятельности М. — наиболее плодотворный; в 1920—27 выходят: основной труд М. «La vie chere et le mouvement social sous la Terreur» (1927; есть рус. перевод: «Борьба с дороговизной и социальное движение в эпоху террора», 1928), «La Revolution Frangaise» (3 vis, 1922—1927; есть рус. перевод: «Французская революция», 1925—30), «Un procds de corruption sous la Terreur. L’affaire de la Compagnie des Indes» (1920), сборник статей «Autour de Robespierre» (1926) и др. Реакционная наука и пресса травят М., объявляющего себя последователем Маркса; его кандидатура во Франц. академию была провалена, а реакционная пресса, называвшая М. «террористом за работой» и «единственным преподавателем истории классовой борьбы в университете», требовала лишения его кафедры в Сорбонне. После 1927, в связи с успехами социалистич. строительства в СССР, в связи с крахом надежд на переход Советской России на рельсы буржуазной демократии и активизацией антисоветских кругов зап. — европейской, в том числе франц. буржуазии, начинается новая эволюция М., на этот раз вправо. Уже в 1926, отойдя от коммунистической партии, М. все теснее смыкается с реакционным крылом франц. интеллигенции и присоединяет в 1930—32 свой голос к антисоветской кампании, организованной его недавними противниками. В своей литературной деятельности М. отказывается от ряда защищавшихся им ранее взглядов, договариваясь, напр., до такого вывода, что якобинский «террор по крайней мере на целое столетие задержал развитие демократии в Европе».Считавший себя марксистом, М. никогда, даже в лучший период своей научной деятельности, им не был.
Приближаясь к правильной трактовке ряда отдельных вопросов, он продолжает все же оставаться типичным представителем мелкой буржуазии со всеми свойственными ей ошибками и колебаниями. Так, М. правильно оценивает классовую сущность жирондистов и монтаньяров, но он не способен понять те классовые противоречия в рядах самой буржуазии, без учета к-рых нельзя полностью отдать себе отчет в сущности контрреволюционного переворота 9 термидора. Мало того, он скатывается к открытому идеализму, наивно заявляя, например, что жирондисты могли бы «не руководствоваться классовой политикой», могли бы «отказаться от своей мстительной политики и согласиться стать на защиту интересов общества». М. утверждает, что «большевики воскресили лучшие традиции якобинцев», но он совершенно смазывает принципиальное различие между мелкобуржуазной и пролетарской диктатурой, да и самую якобинскую диктатуру он понимает чрезвычайно туманно, считая, что ее целью было лишь спасение страны от военной опасности; точно так же имеется у него путаница и в понимании терминов «социализм» и «коммунизм», как и термина «пролетариат». Ожесточенно нападая на идеализацию историч. облика Дантона, этого героя буржуазии 3-й Республики, на известном этапе предавшего революцию и к тому же не слишком щепетильного в денежных делах, правильно указав на его связь с «новой буржуазией», обогатившейся в результате революции, М. в то же время совершенно некритически подходит к Робеспьеру, не понимает его мелкобуржуазной сущности, игнорирует связанные с ней колебания и нерешительность Робеспьера. Совершенно неправильно трактуется Матьезом политика «бешеных» и гебертистов, а также программа Бабёфа, которую он целиком выводит из так наз. вантозовских декретов.
Вместе с тем работы М. при всех их недостатках составили целую эпоху в изучении истории франц. бурж. революции 18 в. В своих основных работах М. всю силу таланта крупного исследователя и недюжинное литературное дарование использует для доказательства ряда правильных, близких к выводам марксистской историч. науки положений. В противовес Олару М. подчеркивает социальный характер революции и пытается дать анализ ее событий с точки зрения классовой борьбы. В его концепции революции главное место занимают народные массы, их требования и их действия. М. по существу первым взялся за серьезную разработку социальноэкономич. истории революции; в своем основном труде «La vie chdre et le mouvement social sous la Terreur» (1927) он совершенно правильно оценивает истинное значение продовольственного вопроса; он сумел понять необходимость и положительную роль максимума (см.) и всей системы «экономического террора». Защищая Робеспьера от нападок реакционной историографии, М. указывает на историческую необходимость террора — этого «законного деспотизма свободы для победы над деспотизмом короля». М. первый обратил внимание на важность т. н. вантозовских декретов, переоценив, однако, их значение; точно так же он первым указал на связь террористич. закона 22 прериаля с вантозовскими декретами. Вокруг М. и его журнала образовалась группа исследователей, подобно своему главе интересующихся гл. обр. социальноэкономич. историей революции; из них нужно указать в первую очередь Жоржа Лефевра (см.), ставшего после смерти М. редактором «Annales historiques de la Revolution Frangaise».
Основные работы M. (кроме указанных в тексте): La th6ophilantropie et le culte d£cadaire (1796—1801), P., 1904; Les origines des cultes revolutionnaires (1789—1792), P., 1904; La revolution et 1’eglise, P., 1910; La question sociale pendant la Revolution Fran^aise, Р.» 1905; Le club des Cordeliers pendant la crise de Varennes et le massacre du Champ de Mars, Paris, 1910; La victoire en 1’an II, Paris, 1916 (есть русский перевод: Как побеждала революция...); La revolution et les etrangers (Cosmopolitisme et defense nationale), P., 1918; La corruption parlementaire sous la Terreur, P., 1927; Le bolchevisme et le jacobinisme, Paris, 1920; Robespierre terroriste, P., [1922]; Autour de Danton, P., 1926 (сб. статей); Girondins et Montagnards, P., 1930 (сб. статей).
Лит.: Лукин Н. М., Альбер Матьез (1874—1932), «Историк-марксист», Москва, 1932, № 3 (25); его ж е, Новейшая эволюция Альбера Матьеза, там же, 1931, № 21.
МАТЮШЕНКО, Афанасий Николаевич(1879—1907), матрос-революционер. Сын крестьянинасапожника Харьковской губ., учился в церковно-приходской школе. С 1900 состоял на службе в Черноморском флоте. В 1903 вошел в организацию РСДРП, вел революционную работу среди моряков. Когда 14/VI 1905 вспыхнуло восстание на броненосце «Князь Потемкин-Таврический», Матюшенко, минный маши16*
