ПЕРВАЯ МИРОВАЯ ИМПЕРИАЛИСТИЧЕСКАЯ ВОЙНА (1914—18)
дательстве ген. Мясоедова, — пущена Фроловым только для того, чтобы вас (солдат) одурачить; сам он, конечно, хорошо знает, что когда рабочие бастуют, то они жертвуют собой для дела свободы, что они получают не золото, а тюрьмы и локауты, что их семьи в это время голодают». Предание бастующих военному суду, каторжные приговоры, массовые высылки, «черные списки» стали повседневным явлением.
Правительство провело ряд мероприятий, которые закрепощали рабочих. Были случаи отдачи в дисциплинарные батальоны нескольких сот молодых рабочих Путиловского завода после февральской стачки . 1916, нескольких тысяч рабочих завода Наваль в Николаеве и пр. «Правительство превратило в казармы, — говорилось в воззвании РСДРП (большевиков), — целый ряд заводов и фабрик, оставив там тысячи запасных ратников... Вводится крепостной режим... Рабочий, запасный или ратник обращается в раба, который лишен возможности защищаться против самых возмутительных издевательств над ним. Закрепощая на заводах запасных и ратников, правительство желает ослабить способность рабочих к сопротивлению».
Затяжка войны, дезорганизация народного хозяйства, острые продовольственные затруднения, обесценение рубля, падение реальной заработной платы, угроза отправки на фронт за малейший протест против гнета и бесправия, военная диктатура > стране и на предприятиях подтачивали основы царизма. Работа большевистских групп и передовых сознательных рабочих шаг за шагом революционизировала массы, расчищая тем самым подступы к революции. Рабочие массы отворачивались от меньшевиков-оборонцев, свивших себе гнездо в «рабочих группах» и в Военно-промышленных комитетах, и отказывались их признавать.
«Правление общества металлистов, — гласит резолюция московских металлистов, — отказывается от совместного обсуждения с „рабочей группой44 каких бы то ни было вопросов и совместных выступлений и требует от нее, как непризнанной организованными рабочими Москвы, сложения своих полномочий». Такие же требования были предъявлены также обувщиками, печатниками, официантами и служащими трактиров, архитектурно-строительными рабочими.
Царским правительством были отменены в 1915 ограничения, касающиеся труда малолетних, подростков и женщин, предусмотренные и без того донельзя куцым царским законодательством. Впрочем, промышленники пошли еще дальше и уничтожили все существовавшие законодательные нормы, охраняющие труд и мешавшие беззастенчивой и хищнической эксплоатации труда. — Мужской труд заменялся трудом женщин, подростков, неквалифицированные деревенские массы,, деклассированные и разоренные войной городские низы, военнопленные, беженцы заменяли рабочих на предприятиях. Так, на 19 крупных предприятиях Урала с 47, 2 тыс. рабочих военнопленные составляли не менее 44%, а не попавшие под мобилизацию молодые рабочие были под Дамокловым мечом мобилизации и сдерживались угрозой посылки на фронт. В Донецком бассейне в январе 1916 было 213.531 рабочих, в мае — 229.063 и к октябрю — 252.498.
Из них военнопленных в январе — 23.498, в октябре — 55.051, женщин в январе было 26.050,в октябре — 32.071, подростков и малолетних в январе — 8.556, в октябре — 18.113, беженцев в январе — 2.040, в октябре — 2.626. Дезорганизация народного хозяйства, разруха, дороговизна давали себя все больше чувствовать. При слабой подготовленности России к мировой войне особенно трудно было мобилизовать отсталое сельское хозяйство. В армию взята была наиболее работоспособная часть сельского населения. «С каждым годом войны сельское хозяйство лишалось значительной части средств производства. Правительство реквизировало лошадей, мясной скот, упряжь... Нехватка рабочей силы в связи с общим развалом хозяйства ускоряла распад полукрепостнического помещичьего землевладения. Этот распад обогнал даже общий упадок сельского хозяйства» (История гражданской войны в СССР, т. 1, 1938, стр. 25).
Сельское хозяйство пришло в крайний упадок.
Распад транспорта резко обострил продовольственный кризис. Города сидели на голодном пайке. В 1917 продовольственное положение сложилось настолько катастрофически, что на этой почве начались крупные продовольственные беспорядки. Цены на предметы первой необходимости стали быстро подниматься. Спекулянты и мародеры тыла наживали нанародных. бедствиях огромные барыши. Недовольство и озлобление все глуже и глубже проникали в народные массы. Развал рынка и спекуляция усиливали расстройство денежного обращения.
Дороговизна и обесценение рубля повлекли за собой рост цен на молоко и масло в 2 и 2, 5 раза, на хлеб — в 5 раз, на мясо — в 6раз, на дрова — в 4 раза. Царское правительство объясняло продовольственные неурядицы «излишней, развившейся еще в период наших военных неудач впечатлительностью», но вынуждено было с тревогой констатировать, как это видно из письма председателя совета министров ген. Рузскому от 6/XI 1916, что «в широких кругах населения с каждым днем все более и более крепнут классовая вражда, недовольство и озлобленность, заставляющие опасаться не только возникновения различного рода эксцессов, направленных против заподозренных в спекуляции дельцов и торговцев, но и прямых, с течением времени, выступлений продовольственного характера». Еще в 1915 правительство ввело Т'. н. твердые цены, но их на деле всячески обходили. В 1916 была установлена наказуемость за спекулятивное повышение цен, но безрезультатно. Дороговизна продолжала расти, увеличивая лишения и страдания трудящихся, с одной стороны, и барыши спекулянтов и буржуазии — с другой. «Это медленное умерщвление, — говорилось в воззвании РСДРП(б) «Война и дороговизна», — не так заметно: тут нет пушечной пальбы, тут нет гибели на виду у всех; незаметно, далеко от глаз сытой толпы, по сырым подвалам и чердакам медленно угасают рабочие из-за недоедания, плохих квартир, холода и ужасных санитарных условий».
Брожение на почве роста дороговизны уже в 1915 приняло размеры, внушавшие властям тревогу. Правительство не останавливалось перед самыми суровыми мерами для его подавления. По далеко неточным данным министерства внутренних дел, в 1915 имели место 684 случая и за первые 5 месяцев 1916—510 случаев продовольственных беспорядков. «Ожидать, что настроение масс населения улучшится в ближайшем будущем, едва ли возможно, — писало
