соседски» занимать новгородские земли. В это время пытался активизировать свои действия я Лжедмитрий, к-рый вместе с оставшимися при нем поляками из Калуги пошел к Москве и остановился у села Коломенского. Отброшенный снова к Калуге, он там 11/XII 1610 был убит на охоте. Жолкевский же после победы под Клушиным свободно подошел к Москве и расположился лагерем в районе с. Карамышева. Он не стал штурмовать Москву; для этого у него было мало сил; Москва же представляла по тому времени сильную крепость.
Жолкевский надеялся овладеть Москвой именем Владислава, сына короля Сигизмунда. Еще до прихода своего к Москве Жолкевский вошел в сношения с московским боярством, выставив Владислава в качестве кандидата на московский престол. В это время в Новгородской земле шведские войска захватили Ладогу и угрожали Новгороду. Жолкевский, желая ослабить русские военные силы в Москве, предложил боярам отправить в Новгород стоявшие в Москве русские полки. Боясь потери Новгорода, бояре на это согласились; русские полки были выведены из Москвы, и русская столица вновь целиком оказалась в руках польских захватчиков. В интересах сохранения за собою положения господствующего класса в условиях роста крестьянских восстаний и волнений, изменники-бояре согласились пожертвовать Шуйским и поставить на московский престол Владислава. 17/VII 1610 Шуйский был низложен с престола и 19/VII пострижен в монахи.
Во главе правления стала боярская дума из семи знатнейших бояр, отсюда и период ее правления получил название «семибоярщины».
У власти оказалась группа изменников родины — бояр во главе с Мстиславским, сторонником воцарения Владислава. Под Москвой стояли два войска — Жолкевского и Тушинского вора. По соглашению с Мстиславским и другими изменниками-боярами, Жолкевский в ночь с 20 на 21/IX 1610 ввел свое войско в Москву, по существу производя ее оккупацию.
Поставленный Жолкевским во главе польских войск, находившихся в Москве, пан Гонсевский обратил боярскую думу в фикцию и все государственные дела решал единолично.
Население до крайности было стеснено в своем обиходе грубыми насилиями со стороны поляков; особенным оскорблениям подвергались 'женщины. Хитрый Жолкевский, желая удалить из Москвы лиц, особенно опасных для поляков, предложил снарядить посольство к королю для окончательного решения вопроса о Владиславе. Во главе посольства был поставлен князь Голицын В. В., к-рого многие намечали в цари. К посольству присоединили большую свиту; всего поехало 1.246 человек.
27/IX московское посольство прибыло под Смоленск в лагерь Сигизмунда. Туда же был доставлен Жолкевским в качестве пленного бывший царь Василий Шуйский с братьями. Сигизмунд потребовал от посольства прежде всего сдачи — ему Смоленска. Посольство запросило московских бояр. Боярство согласилось сдать Смоленск, но посольство в виду протеста Голицына и других на это не пошло. Вскоре польские планы выяснились, и нек-рые члены посольства писали в Москву: «Не надейтесь, чтобы королевич воцарился в Москве. Литовские и польские паны не допустят этого. У них в Литве на сейме положено, чтобы вывести лучших людей и опустошить всю землю и завладетьвсей землей московской». Они просили, чтобы это «всем было ведано»... «чтобы всей землею сообща» дать отпор захватчикам, «покаместь мы еще свободны, а не в рабстве и разведены в плен». Грамоты эти во многих списках рассылались по всем городам. Когда эти грамоты дошли до Рязани, местный воевода Прокопий Ляпунов (см.) велел сделать с них списки, приложил к ним свое воззвание и разослал по соседним городам, а сам стал собирать ратные силы. В Нижнем-Новгороде движение за изгнание поляков началось еще раньше. Полученные здесь грамоты смоленские, московские и свои во множестве списков специальными гонцами посылались в Кострому, Ярославль, Муром, Владимир и др. города, поднимая всюду народ на изгнание польских интервентов. Из городов гонцы ездили по селам и деревням, звонили в колокола, собирали сходки и здесь решали вопросы, как казну собрать, как снаряжать войско. Крестьянство, испытавшее на своих плечах всю тяжесть панских поборов и насилий, горячо откликнулось на призывы постоять за русскую землю. Поляки думали, что стоит лишь склонить бояр на свою сторону и дело будет сделано. Они забыли о народе, вовсе не ожидали отпора с его стороны. Между тем из городов и деревень, вооружившись, кто чем мог, кто пеший, кто конный, спешили русские люди в назначенное сборное место. Туда же везли продовольствие, порох и другие припасы.
В начале 1611 поднялся на борьбу против польских интервентов весь русский народ.
Боясь восстания в Москве, Гонсевский запретил русским людям ходить с саблями; у торговцев, по его приказу, отнимали топоры, вынесенные ими на продажу; топоры отбирались также у плотников, когда они с ними шли на работу; запрещено было носить ножи; боясь, что за недостатком оружия народ может вооружиться кольями, поляки запретили ввозить в Москву мелкие дрова. Все эти меры предосторожности, принимаемые поляками, сильно раздражали москвичей. Наконец, наглое хозяйничанье и насилия поляков вызвали взрыв возмущения, вылившийся в форму открытого восстания 19/1II 1611. Началом его явился отказ русских, приехавших на базар, дать подводы полякам для перевозки орудий в Кремль и Китай-город. Црляки прибегли к насилию, пустили в ход оружие. Русские ударили в набат.
Поднялась вся Москва. Началась ужасная сеча.
Очевидец, поляк Маскевич, так описывает это восстание: «29 марта (по старому стилю 19 — го. — Ред.), во вторник на страстной неделе, завязалась битва сперва в Китай-городе, где вскоре наши перерезали людей торговых (там одних лавок было до 40.000), потом в Белом городе; тут нам управляться было труднее, здесь посад обширнее и народ воинственнее.
Русские свезли с башен полевые орудия и, расставив по-улицам, обдавали нас огнем. Мы кинемся на них с копьями, а они тотчас загородят улицу столами, лавками, дровами; мы отступим, чтобы выманить их из-за ограды, — они преследуют нас, неся в руках столы и лавки, и лишь только заметят, что мы намереваемся обратиться к бою, немедленно заваливают улицу и под защитою своих загородок стреляют по нас из ружей; а другие, будучи в готовности, с кровель и заборов, из окон бьют по нас из самопалов, кидают камнями, дрекольем... Жестоко поражали нас из пушек со всех сторон, ибо, по тесноте улиц, мы разделились на четыре
