ральной продовольственной комиссии (22/Х 1793) все реквизиции были сосредоточены в ее руках (декрет 11/XI).
Декрет 25 брюмера (15/XI 1793) отменил т. н. «семейный запас», оставлявшийся прежде крестьянину при реквизициях. Весь урожай, объявленный национальной собственностью, поступал теперь в общественные зернохранилища. Правительство взяло на себя обязанность «нивелировать» продовольственные запасы, перераспределяя все продовольствие между производящими и потребляющими коммунами; оно должно было теперь кормить из общего фонда как городское, так и сельское население. Никакая частная торговля хлебом не могла уже иметь места. Применение законов о максимуме обострило в сильнейшей мере классовую борьбу в деревне. При восполнении реквизиций зажиточное крестьянство нередко перелагало тяжесть хлебных поставок на середняков, местами даже на беспосевную бедноту. То же зажиточное крестьянство отказывало деревенским санкюлотам (беспосевным) в продаже хлеба по таксе, предпочитая продавать его на сторону (горожанам и скупщикам) по спекулятивным ценам. В тех весьма немногих коммунах, где муниципалитеты были в руках бедноты, они производили обыски у крестьян-богатеев для выявления хлебных излишков, подлежавших продаже беспосевным по твердым ценам. Но в большинстве случаев деревенская беднота оказывалась беззащитной перед «алчностью» этих «чудовищ революции», хладнокровно предоставлявших бедняку «умирать с голоду с деньгами в руках». Деревенская беднота помогала властям в выявлении хлебных излишков, спрятанных кулаками, разоблачала случаи продажи по «вольным» ценам.
Отряды революционных армий (продотряды), рекрутировавшиеся большей частью из городских «добрых санкюлотов», «переходили из дистрикта в дистрикт, из коммуны в коммуну, вселяя ужас в души алчных фермеров».
Система реквизиций и особенно обременительная гужевая повинность требовали тяжелых жертв со стороны крестьянства и вызывали многочисленные жалобы и протесты. Но выгоды, к-рые уже извлек середняк из победы революции, и страх перед возможным возвратом старых порядков перевешивали в его глазах ущерб, наносившийся его хозяйству продовольственной политикой Конвента. Эта позиция середняка при активной поддержке революционной власти беднотой обеспечила проведение системы максимума, хотя далеко не в полной степени. Вопреки утверждениям реакционных и либеральных историков эта система не обанкротилась и не способствовала полному развалу хозяйственной жизни страны и обнищанию деревни. Система твердых цен обеспечивала известную устойчивость стоимости ассигнатов. Если в июле 1793 курс последних упал до 23—22%, то в октябре того же года он составлял 28, в ноябре — 33, в декабре поднялся до 48%. Максимум и реквизиции Спасли городских (и прежде всего парижских) санкюлотов от голода и обеспечили регулярное снабжение оружием, снарядами и продовольствием действующей армии в обстановке гражданской войны, блокады и разрухи. Тем самым максимум спас завоевания революции в наиболее критический для нее период.
Классовая борьба развернулась и вокруг закона об обязательном засеве полей призван 542
ных на войну или безлошадных крестьян.
Последние горько жаловались, что их зажиточные соседи требуют непомерную плату за, такую «подмогу» и заставляют бедняка отрабатывать ее на кабальных условиях, что зачастую им приходится отказываться от эксплоатации своих клочков и сдавать их в аренду той же «аристократии хлебопашцев». Серьезное ухудшение продовольственного положения летом 1793 обострило классовую борьбумежду с. — х. рабочими и их нанимателями. В связи с усилением осенью 1793 спроса на рабочие руки, вызванного проведением массового набора в армию, сельские пролетарии и полупролетарии начинают упорную борьбу за повышение заработной платы. В этой борьбе мелкобуржуазное революционное правительство неизменно выступало на стороне нанимателей. Декретом 29/IX 1793 оно предоставило установление твердых цен на рабочие руки деревенским муниципалитетам, сплошь состоявшим из середняков и зажиточного крестьянства.
Рядом других мероприятий (см. декреты 11, 16, 29 сентября 1793) правительство предоставляло властям право объявлять принудительные мобилизации с. — х. рабочих для уборки хлеба и обмолота. За неподчинение реквйзйции рабочим угрожал арест. Во все время террора, закон Ле Шапелъе (см.) не только оставался в силе, но был дополнен рядом суровых декретов и приказов, в целях помешать всякого рода рабочим коалициям. Суровая дисциплина была введена в мастерских, работавших на оборону. Уже по декрету 16/IX мобилизованным в распоряжение фермеров поденщикам за объявление стачки в целях повышения заработной платы угрожало 9-месячное тюремное заключение с содержанием в оковах. Приказы Комитета общественного спасения от 7 и 11 прериаля II года за отказ от выполнения реквизиции, а также за участие в стачке грозили судом Революционного трибунала. Местные власти, как правило, становились в случае забастовки поденщиков на сторону нанимателей. Это был настоящий террор, направленный против сельских пролетариев и полупролетариев, пытавшихся использовать благоприятную конъюнктуру для повышения реальной заработной платы. Беднота вела борьбу против системы распродажи церковных и эмигрантских земель, благоприятствовавшей крупным покупателям. Она требовала разбивки эмигрантских земель на мелкие доли со сдачей их в вечную аренду за небольшую плату в пользу государства. Весьма популярным становится требование установления максимума размера земельной аренды (обычно 150 арпанов), воспрещения эксплоатировать больше одной фермы. Но некоторые петиции идут дальше. Широкое распространение получает идея «аграрного закона» в форме раздела крупных ферм между крестьянством по трудовой норме.
Обострение классовых противоречий и новая расстановка общественных сил внутри революционно-демократического блока означали и усиление борьбы течений внутри якобинства.
В рассматриваемый период (зима 1793—94) на левом фланге якобинства выступили гебертисты, представлявшие интересы плебейских элементов городов и отчасти деревенской бедноты. В Париже они опирались на Коммуну, Клуб кордельеров и секции. В целях обхода постановления Конвента об ограничении засе-
