Страница:БСЭ-1 Том 61. Ч - Шахт (1934)-2.pdf/28

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница не была вычитана

приемы Ч. во многом не только не удовлетворяют требованиям их, но явно противоречат им, оспаривают и разрушают их. Ч. революционер, социалист, демократ — для него дворянские каноны не обязательны, часто они ему чужды и враждебны, как самим дворянам его времени были чужды каноны поэтики Буало.

И если Ч. не удовлетворял требованиям дворянского стиля, то это еще не значит, что его произведения лишены художественности. Ч. создавал образы новых людей, с новым миросозерцанием, с новой моралью; создавал новые типы, к-рые должны были быть и были предметом подражания демократии. Революционная молодежь старалась мыслить и устраивать свою жизнь так, как это было показано в ромаце «Что делать?». Вера Павловна, Лопухов, Кирсанов, Рахметов — типы, списанные с живых людей, воодушевляли революционную демократию жить по-новому, совсем не так, как жили в дворянских гнездах. И естественно, и творчество Ч. шло тоже по новым, еще неизведанным, непроложенным путям. Ч. создавал художественный стиль революционной демократии.

Он зачинатель. О степени его таланта можно судить только в связи с анализом литературного стиля революционной демократии, дворянско-либеральные . мерки к нему неприложимы.

Там, где одни видели грубость, тенденцию, другие находили жизненную правду; от чего одни отворачивались с презрением, тому другие восторженно поклонялись. Ч. не был Пушкиным, Гоголем по силе своей изобразительности, но его художественный талант может отрицать только тот, кто воспитался на дворянской литературе, стилем ее подавлен, кто не всматривался в стиль революционной демократии кто не знает той борьбы, к-рая происходила между этими художественными стилями у нас и в Зап.

Европе. Про Некрасова тоже кричали, что в его творчестве «поэзия не ночевала», а отдельные марксисты повторяли за либералами, что ему «борьба мешала быть поэтом». Теперь эта непролетарская точка зрения отвергнута; в жесточайшей борьбе за социализм мы создаем художественный стиль пролетарской литературы. Борьба не мешает нам, не мешала она ни Некрасову ни Ч., она оформляла новый, стиль, суровый, подчас грубоватый, реалистический стиль демократии. В нем не было дворянской красочности; кармин, лазурь, позолота, легкость уступали место тонам серым, порой преднамеренной грубости, но от этого стиль не терял своей силы, страстности, убедительности, жизненности и правдивости. Он был ярок и выразителен по-своему. Ч. писал в страшных тисках царской цензуры, отчего сила и выразительность неизбежно стирались. — Отождествляя критику с . оценкой, Ч. учил: «Русская критика не должна быть похожа на щепетильную, тонкую, уклончивую критику французских фельетонистов; эта уклончивость и половинчатость не во вкусе русской публики, не идет к живым и ясным убеждениям, которых совершенно справедливо ждет от критики наша публика». Зная, что новый принцип приходится внедрять в жизнь с боем, Ч. требовал от критики энтузиазма, страсти, негодования. Сам он разил противника беспощадно, со злойиройией, издевательством, со всей сило? своей революционной мысли, гневной страсти, многосторонней эрудиции. На Ч. нападали все: Тургенев, Достоевский, Толстой, Боткин, Фет, Герцен, Катков, Дружинин и мн. др., забытые и неве 406

домые. Тургенев оценил диссертацию Ч. как «порождение злобной тупости и слепоты», как «гнусную мертвечину». Многие пытались очернить Ч. лично: у него нет знаний, он крайне односторонен, это недобросовестный, нахальный человек, мстительный и трусливый. Его сравнивали с Чингис-ханом и кричали: «Караул! Режут! Разрушают основы! Торжествует анархия! Владычествует сквернословие!». Л.

Толстой написал пасквиль, пьесу*«Зараженное семейство», в к-рой нигилистов, радикалов, революционную демократию изобразил неучами и людьми нравственно нечистоплотными. «Русский вестник» Каткова подсказывал правительству, что Ч. опасный революционер. В этой атмосфере звериной злобы и ненависти Ч., связанный цензурой, бтрастно и убежденно внедрял в жизнь принципы материализма и идею крестьянской революции.

Изображали Ч. как человека сухого, черствого, аскетического склада, властного, желчного. В действительности из юноши — белокурого, с голубыми, добрыми и умными глазами  — вырос человек не только сильной, ясной мысли, но и большого, живого чувства, острого, заражающего других. Ч. — кумир революционной демократии. Типичный и достойный ее представитель и борец. Он не аскет, он любит жизнь, природу, людей, но больше всего он любит трудящихся, эксплоатируемых, угнетенных. Их счастье определяло его отношение к себе и людям. Скромный, застенчивый человек, к-рого изображали грубым неуклюжим семинаристом, пахнущим клопом, был увлекательным собеседником, обладал мягким, женственным характером, но это не мешало ему иметь твердые, непоколебимые убеждения, характер непреклонный. Ч. знал, что живых людей без слабостей нет, без всякой притворной скромности он не раз говорил о слабостях своего характера, мешавших ему в борьбе, но и без всякой заносчивости он говорил о нравственном превосходстве Добролюбова и себя над громадным большинством людей того времени. Самоунижение не свойственно ему, он относился к себе с достойным уважением, сознавая свою историческую роль. Он вошел в жизнь уверенно, знал, чего он хочет. 21 года он занес в свой дневник: «Мысли: машина; переворот... через несколько лет я журналист и предводитель или одно из главных лиц крайней левой стороны, нечто вроде Луи Блана... надежды вообще: уничтожение пролетариатства и вообще всякой материальной нужды — все будут жить во всяком случае как теперь живут люди, получающие в год 15—20.000 р. дохода, и это будет осуществлено через мои машины» (Литературное наследие, т. I, стр. 441 и 442). Ч. работал тогда над машиной «для произведения вечного движения». Задолго до ареста, молодой, он уже мечтал написать «Историю материальной и умственной жизни человечества» и «Критический словарь идей и фактов». Он чувствовал себя вождем и верил в свою силу, что он может разъяснить людям, «в чем истина и как следует им думать и жить». Наконец он намеревался составить «Энциклопедию знания и жизни». Эти грандиозные, многотомные работы предназначались Ч. для всего образованного человечества и должны были издаваться на французском языке. И у него были силы для осуществления этого великого плана. Ч. пал в борьбе, сраженный царским правительством; монархия сгноила его в далекой Сибири, в ка-